— Я не перестаю тебе удивляться, Полибий! В нескольких фразах ты обрисовал историю наших полувековых ошибок и заблуждений.
— А что пользы? Скифы говорят: «После драки кулаками не машут».
— Смотри! На берегу один с трубой, а другой со свитком.
— То, что ты назвал трубой, конус для усиления голоса.
Корабль, развернувшись, подходил к причалу правым бортом. Гребцы убирали весла. Матросы бросили на берег канаты. И вот уже изгнанники спускаются по сходням, таща на плечах поклажу.
— Ого! Сколько нас! — воскликнул Телекл, глядя на заполнявшуюся площадь.
— Набили, как яму соленой кефалью! — откликнулся Полибий.
Глашатай поднес руку с конусом ко рту, и площадь заполнилась мощными звуками:
— Ахейцы! Сенат и римский народ постановили разместить вас в разных городах Италии. Сейчас я назову города, предназначенные для вашего пребывания. В каждом дозволено жить по двое, по трое.
Альба Фуцинская, Арреций, Больсенна, Волатерры, Ветулония, Вульчи, Кортона, Мурганция, Мутина, Окрикул, Перузия, Рузеллы…
— Тебе что-нибудь говорят эти варварские названия? — спросил Телекл, не дождавшись конца чтения.
Полибий дернул плечами.
— Удивляюсь, откуда у них столько жалких городов.
— На каком же нам остановиться? — В голосе Телекла звучала озабоченность. — Бывают города на гиблых местах.
— Придется положиться на слух. В имени Больсенна звучит что-то коварное, затягивающее. Кортона — каркает. Перузия сулит скорую смерть. Может быть, выбрать ее, чтобы не мучиться?
— Тебя ли я слышу! — воскликнул Телекл.
— Остается Альба Фуцинская. Первую часть этого названия я могу истолковать как «белая».
— Ты прав! Снежные горы здесь называются Альпами.
— Вот-вот! Высота, белизна! Возьмем этот город.
— Возьмем! И побыстрее, пока он не приглянулся другим.
Мимо растерявшихся людей Полибий и Телекл прошли к писцу, восседавшему на стуле.
— Выбрали? — спросил тот по-эллински.
— Нам Альбу Фуцинскую, — проговорил Телекл.
— Можно и Альбу! Назови свое имя.
— Телекл, сын Филодама.
Писец долго искал в свитке имя «Телекл» и, отыскав его, что-то написал в другом свитке напротив первого города.
Не поднимая головы, он обратился к Полибию:
— А ты?
— Полибий, сын Ликорты.
Писец отложил свиток и произнес торжественно:
— Для тебя, Полибий, свое назначение. Там твоя повозка. Тебя отвезут к месту.
— Но мы хотим вдвоем! — воскликнул Полибий. — Глашатай объявил по двое и по трое.
— Кому вдвоем и втроем, — проговорил писец, отчеканивая каждое слово, — а тебе одному. И слово «хотим» надо было дома оставить, Полибий, сын Ликорты!
