По щеке Лукаса потекла слеза. Он чувствовал, как она медленно скатывается, ощущал ее путь. Мать нежно погладила руку юноши, но ее ласка не достигала своей цели.
В голове молодого человека была пустота. Он не хотел ни о чем думать. Лукас был измотан. Закрыв глаза, он постепенно уснул.
— Мы должны взять анализы у вашего сына. Я попрошу вас выйти ненадолго. Как только мы закончим, вы сможете вернуться.
— Доктор, я искренне полагаю, что не следовало говорить с ним вот так… напрямую. Можно было сделать это более мягко и не сразу.
— Сеньора, уверяю вас, что лучше говорить обо всем максимально ясно. Умалчивать — намного хуже. Ваш сын, в соответствии со своим возрастом, воспримет превратности жизни гораздо лучше, чем мы с вами.
Пилар медленно вышла из отделения интенсивной терапии. Она несколько раз обернулась, посмотрев назад, туда, где оставался ее сын. Аппараты, трубки, сыворотка крови, огромный шрам на его теле… Женщина была поражена, увидев своего сына в столь беспомощном состоянии. Пилар с усилием открыла серую металлическую дверь отделения. Там была Ориана. Девушка не могла скрыть своего любопытства.
— Ну, как там все?
— Я очень беспокоюсь за Лукаса. Представляю себе, что должен чувствовать мой сын. Одним махом ему сообщили и о том, где он находится, и о том, что его прооперировали. Мне кажется, что это слишком много для него. Ведь по существу мой сын — большой ребенок. Измотанный донельзя, он заснул.
— Не волнуйтесь, он очень скоро поправится. Сейчас надо запастись терпением. В больнице нельзя торопиться. Здесь время идет с одной скоростью, а за стенами — с другой.
У дверей отделения интенсивной терапии появилась большая группа людей в белых халатах, среди них был и директор больницы. Требовалась информация, так как сведения об операции намеревались опубликовать в прессе. Через некоторое время медсестра позвала Пилар.
— Вы можете пройти в отделение интенсивной терапии. Вас хочет видеть врач.
Женщина снова надела маску и вошла в помещение, где находился ее сын. Доктор Аметльер похлопывал Лукаса по щекам.
— Сынок! Ты должен проснуться. Знаю, что ты потратил много энергии на то, чтобы воспринять информацию о том, что тебя прооперировали и у тебя новое сердце. Ну давай же, открывай глаза. Я знаю, что ты меня слышишь…
Лукас снова открыл глаза. Казалось, что он не проявляет абсолютно никакого интереса к происходящему. Взгляд его потерял выразительность, которая была в нем еще несколько секунд назад. Каждый легкий шлепок доктора пациент воспринимал как пощечину. У него была обостренная чувствительность. Лукас посмотрел в сторону и, обнаружив рядом мать, уставился на нее.