— Спасибо, любезный, — я безжалостно прервал разглагольствования. — А в замок пустють, али нет?
— У замок? В Кахту захотелось. Попробуй. Барин у нас странный, кого пустит, кого нет. Рандомизацией, вишь, страдат.
— Чем?
— Рандомизацией. Это, сталбыть, болезня такая, когда действия кого-то завсегда непредсказуемыми являются быть. Вот, например, год назад король приезжал, так барин его пустил, а как же. С тех пор кажный месяц какой-нибудь сосед нагрянывает, так барин его не пущает. Вот, стало быть, рандомизация, она кака полезная штука.
Рандомизация, батюшки! Кой черт научный термин сюда припахал? Что еще грядет на мою больную головушку? Из моей больной фантазии?
— А ты, ваще-то, попробуй. Глядишь, и получится. Успехов тебе, казак.
Чего? Новый неизвестный науке зверь?
— Ну, спасибо, братан. Бывай. Не поминай лихом.
— За что?
— Ну, мало ли, — я хлопнул крестьянина по плечу и зашагал к замку.
— Шляются тута всякие, — пробурчал он мне в спину и продолжил окучивать картошку.
Деревня была словно погружена в сон. Ветерок неторопливо гнал по сухой земле пыль и округлые кустики перекати-поля. Небольшие кучки лошадино-коровьей радости украшали дорогу в некоторый местах. Дома, деревянные и изредка каменные, лениво отражали полуденный солнечный свет глазищами-окнами. Не видно ни души. Двери в калитках плотно закрыты, только откуда-то из глубины дворов доносится печальный скрип качающейся на ветру створки. Я неторопливо пересек главную улицу, заметив колодец, направился к нему промочить горло. На заборе сидели два представителя кошачьего племени, прямо под ними неистово чесался пес, с такой скоростью дрыгая лапой, что ее вид размазывался и представал только в форме сплошного призрачного силуэта. Я накачал воды и напился, а остатки плеснул на пса. Тот остановил ногу, удержал ее на весу и уставился на меня, потом зевнул и сказал:
— Не мешай, — и продолжил чесаться.
Некоторое время одурело пялясь на собаку, пытаясь осмыслить происшедшее, я определенно все больше и больше убеждался в собственном безумии. Где-где там зеленые гуманоидочки?
Заговорили коты.
— Чего уставился, человече? Старый Дик зоопарк на себе носит, — это сказал крупный серо-голубой щетинистый котище с бахромчатыми рваными ушами.
Его сосед был поменьше, черно-белого окраса, с более длинной и мягкой шерстью.
— Зоопарк давно уж передох весь, — возразил он. — Там щас дикий природный уголок, нетронутый человеческой рукой.
— Ага, только собачьей лапкой. Дик никого туда не пускает, окромя своих когтей. А уж они частые гости.
