— Разбили нас, Марина… Выходим из окружения.
— Так, может, одежду возьмёте? Нашу крестьянскую? — вырвалось у неё. — На всякий случай…
— Нет, красавица, — насупился лейтенант. — Мою форму с меня снимет разве что пуля…
— Извините…
— Ничего, ничего… Нам, солдатам, о другом надо сейчас думать.
— О чём же? — подалась вперёд Марина. — Если не секрет…
— Какой уж тут секрет, — ответил со злой хмуростью. — Должны думать, как в этой неразберихе солдатами остаться. Вот такая, брат, ситуация. Ну, прощайте.
Смягчился лейтенант, улыбнулся Марине.
— Прощайте, — повторила Марина. Стояла молча, но он заметил невысказанный вопрос. Спрашивали глаза, спрашивал румянец на смуглых щеках: «Вернётесь?»
— Вернёмся, Марина… Вернёмся и наведём порядок!
Лейтенант порылся в карманах, нашёл красноармейскую звёздочку, повертел её в руках, протянул Марине:
— Старшому — на память…
Решительно шагнул к калитке.
— Как же хоть звать вас? Гриша будет вспоминать: лейтенант звёздочку подарил. А у лейтенанта есть же и имя и фамилия…
— Есть, как же. Это не военная тайна. Михаилом меня зовут… Швыдак Михаил.
— Счастья вам…
— Спасибо. И вам счастья желаю.
Горько покачала головой.
— Моё счастье пошло в лес по хворост. Да уже, наверное, и не вернётся…
Марина ещё долго стояла у калитки, стояла сникшая вся, пока не услышала голос сына:
— Мама, ушли уже?
— Чего тебе, сынок? — не сразу опомнилась Марина.
— Ушли красноармейцы?
— А-а-а… Уже.
Разжала ладонь, а на ней вишнёво вспыхнула звёздочка.
— Гриша, на…
— Где вы взяли? — заблестели глазёнки.
— Командир дал. Тебе…
— Вот здорово! — Гриша сразу принялся прилаживать звёздочку к своей вылинявшей фуражке. Приколол, надел фуражку и, опустив руки по швам, стал перед матерью как красноармейцы перед своим командиром. Не раз видел в кино, когда красноармейцы рапорты отдавали.
— Сынок мой, сынок… — печально посмотрела на него мать. — Наши в окружение попали… И все мы в окружении.
— А может, они вырвутся?.. Может, отгонят назад? — Гриша заглядывал в материны глаза, ища в них поддержки.
— Может…
Снилось Грише что-то тяжёлое, жуткое. Куда-то он бежал, а ноги точно ватные, а за ним гнался высоченный дядько с железным барабаном. Он так оглушительно бил в барабан, что у Гриши в ушах гудело… Испуганный, проснулся. Но удары слышались наяву.
— Что это, мама?
— Тут, сынок, такие чудеса начались… Выглянь-ка.
Гриша посмотрел в окно, из которого был виден сельсовет. На крыльце увидел Поликарпа Налыгача с топором в руках. Налыгач, широко размахиваясь, бил обухом по большому замку. Замок глухо звенел, но не поддавался. Наконец упал на землю. Поликарп положил топор, обошёл вокруг дома, зачем-то пощупал водосточные трубы. Потом подошёл к витрине, где была приколота газета. Осторожно вынул стекло длинными скрюченными пальцами, внёс в дом. Вернувшись, уставился в газету на стенде, зашевелил губами — читал; видно, не понравилось — мигом схватил топор и с размаха двумя ударами выбил столбы из земли.
