— Одного не могу взять в толк, господа. Согласно Уставу уголовного судопроизводства, защитник допускается к клиенту только во время слушания дела в окружном суде. Самохвалов — в камере полицейского участка. Как же он исхитрился нанять вас, Гольденвейзер?
— О, простите, господин товарищ прокурора, я неверно выразился. Моими клиентами являются оба — господин Можайский и господин Самохвалов. Как компаньоны они могут быть призваны к возмещению ущерба от взрыва аппарата. Поэтому от имени гражданского ответчика я вправе делать заявления. И вот какую жалобу таки имею заявить. На основании статьи 485 Устава уголовного судопроизводства полицейские чины за упущения и беспорядки по следственной части привлекаются к ответственности прокурором, под наблюдением коего следствие производилось. Я ходатайствую о возбуждении уголовного дела в отношении полицмейстера — коллежского советника Матвея Ивановича Закалинского за превышение полномочий и незаконное заключение Самохвалова под стражу.
— Вы с ума сошли, поверенный?! Хотите места в коллегии лишиться! Прошу прощения, ваше превосходительство, — контр-адмиралу полагалась толика вежливости, совершенно излишняя в отношении адвоката неправильной нации. — Как будто не знаете, что распоряжение об аресте вашего самоучки дал сам князь. Горе отца можно понять. У вас совсем нет сердца?
— Если ви считаете, что мой клиент таки подлежит суду — ваше право, присяжные разберутся. Но прошу судить его по закону. Сиречь настаиваю на немедленном освобождении.
— Господин Можайский, что вы скажете? Вы уедете в Санкт-Петербург, а мне и дальше жить с князем Трубецким и полицмейстером Закалинским.
— Не вечно, господин надворный советник. И когда встанет вопрос о переводе на следующую должность, на что посмотрят в Петербурге — на ваши добрые отношения с Трубецким или на жалобу, что вы не приняли действительных мер по пресечению беззакония? Возможно, на повышение пойдет кто-то из ваших коллег с менее запятнанным послужным списком.
В прокурорском кабинете воцарилась тишина. Чиновник лихорадочно искал выход из цугцванга, посетители терпеливо ожидали его всемилостивейшего соизволения. Все трое знали о причудливых путях карьерного роста в Империи, неизбежном наличии друзей-врагов у каждого, которые не преминут воспользоваться жалобой как оружием против Софиано. Наконец товарищ прокурора пробарабанил пальцами по столу и предложил компромисс:
— Я меняю меру пресечения Самохвалову, вы отказываетесь от своего заявления в отношении Закалинского. Но вам, сударь, я настоятельно рекомендую обратиться к другому поверенному. С таким защитником вы непременно проиграете дело.
