— Петр Андреич, личная просьба Ванновского — до высочайшего соизволения в Санкт-Петербурге и окрестностях не летать.
— Что случилось, Георгий Дмитриевич? Самолет испугал любимую болонку некой княжны?
Офицер покинул седло и, пользуясь, случаем, оглядел аппарат.
— Хуже, дорогой Петр Андреевич, вы самого Императора изволили взволновать. Однако же он не гневается, за патриотическую надпись на корпусе приказал вас к нему доставить.
Тут штабс-капитан начал ржать.
— Понятно, что он фамилию Можайского не прочитал, она к реке обращена была. Но тройка-то откуда?
— Третья модель, — пожал плечами Самохвалов.
— Анекдот-с. Но коли он до государя дойдет, быть беде. Ванновского он точно съест. Петр Андреич, голубчик, белая краска есть? На помилуй Бог прошу: закрасьте правый борт, не доводите до греха. И ни слова никому, даже Обручеву. Могу на вас уповать?
— Всенепременно.
— Вот и славно. О времени высочайшей аудиенции будете извещены дополнительно. Честь имею.
Авиатор проводил взглядом лошадиный круп, сходил за ведром с белилами и буркнул:
— На «четверке» напишем просто «Можайский», без Александра. Чтоб без иллюзий.
Но высочайший прием состоялся, куда раньше рождения четвертой модели. В Гатчинском дворце предстоял бал, а накануне император в ближайшем своем окружении мирил французского и германского посланников. Республика, понимавшая, что находится в ладони Кайзеровской империи, и той достаточно лишь хлопнуть второй ладошкой, втиралась в число друзей России, германского союзника, мечтая прикрыться, сей дружбой от перспективы оккупации.
На эти судьбоносные для Западной Европы маневры Самохвалов был вызван как некое русское диво, для смягчения обстановки. Медведь с балалайкой, только очень высокого уровня.
— Вот и наш воздушный акробат, что нарисовал на своем воздухоплавательном аэроплане мое имя и летал над Невой под окнами Зимнего, — при иностранцах Александр III чуть-чуть изображал прогрессиста и потому лично представил летчика послам.
— Уи! Наслышаны, что и гораздо выше дворца, — прогнулся француз. Немец скромно промолчал. Полеты Лилиенталя не шли ни в какое сравнение с вояжем у Невы.
— Могут наши изобретатели, коли захотят. Господин воздухоплаватель, нам докладывали, дескать, ваше дело — перспективное для России. Не желаете в Европу съездить, технике поучиться?
— Благодарю, Всемилостивейший Государь. Только Европа от нас лет на десять отстала, впору им у нас уроки брать.
Император повернулся к послам. Крыть нечем? Эх, англичан бы сюда, им нос утереть. Если гора не идет к Магомету...
