Вайолет не сводила с него глаз. Теперь уже происходящее на сцене воспринималось не как шалость и озорство, а как реальная, нешуточная угроза. Спасителю в черном грозила беда. Из-за церковной скамьи вылетели, словно злые духи, солдаты. Они множились, точно зубы дракона, наступали, теснили одинокого героя. Вайолет вскоре забыла о том, что это всего лишь спектакль.
Она едва заметила, что соседнее кресло занял припозднившийся гость. Герой в черном перепрыгнул через скамью, встав спиной к алтарю. Его окружили вражеские солдаты. Он храбро отбивался, но силы были слишком неравные, и ему приходилось отступать. И вот они прижали его к витражному окну — отступать уже некуда.
Вайолет нахмурилась. Каков же будет исход? Черный рыцарь олицетворял бесстрашие, готовность принести себя в жертву во имя торжества добра перед злом. Он служил примером несгибаемого мужества и отваги, но и благородства тоже, и, как истинный рыцарь, не мог позволить себе коварства даже по отношению к врагам. Разве мог этот храбрый рыцарь одержать победу? Похоже, ему вот-вот придет конец.
Вайолет вздрогнула, когда один из его врагов выбил у него шпагу и полоснул его клинком от плеча до бедра. Вайолет понимала, что кровь не настоящая. Однако и она, и несколько других леди тем не менее испуганно вскрикнули. Его шпага, звеня, покатилась по каменному полу часовни.
Как мог безоружный герой одержать победу в этот роковой час? Все указывало на то, что поражение неизбежно.
Он упал на колени, и шелковистые волосы закрыли его лицо, и кровь текла из его ран.
Неужели зрителей так и оставят с этим ощущением тревожной беспомощности, лишив их радости пусть театрального, но все же триумфа? Герой, за которого они все так переживали, не мог умереть у алтаря бесславно и безобразно.
Свет витража померк. На сцене воцарился мрак. Вайолет ощущала, что публику в зале охватило тревожное недоумение. Рыцарь не мог проиграть в этой схватке. Зло не должно восторжествовать.
Занавес опустился над неподвижно лежащей фигурой. Неужели это все?
— Ради Бога, — пробормотал какой-то джентльмен, — вставай. Это не может так закончиться.
— Вставай!
— Вставай!
Зрители скандировали это слово с нарастающей яростью, с праведным гневом, со страстью. Их голоса резонировали, вибрировали и множились, отражаясь от расписных медальонов на высоком лепном потолке. Маленький театр грозил лопнуть от эмоций, которые переполняли зрителей. Вайолет чувствовала, что она сама вот-вот взорвется от переизбытка чувств. Сердце ее ухало в такт скандируемым словам: «Вставай! Вставай!»
