— А что вы можете сказать о Кларе Морроу?
— У меня есть одна из ее работ. Думаю, она — потрясающий художник, но при этом совершенно непохожа на него. Ее искусство очень женственное, в нем присутствует много обнаженного женского тела и аллюзий, намеков на богинь. Она блестяще потрудилась, создав серию произведений к «Дочерям Софии».
— Вы имеете в виду трех граций? Веру, Надежду и Любовь?
— Вы меня поражаете, старший инспектор. У меня есть один из ее циклов. Надежда.
— Вы знакомы с Беном Хедли?
— Из Хедли Миллз? Скажем так, я знаю его в лицо. Мы были вместе на нескольких мероприятиях. Галерея искусств «Артс Уильямсбург» каждый год устраивает прием гостей в саду, на открытом воздухе, и часто это происходит на земле, принадлежавшей его матери, так что он всегда там бывает. Полагаю, теперь это его собственность.
— Он никогда не был женат?
— Нет. Ему скоро пятьдесят, а он все еще холостяк. Наверное, он так никогда и не женится.
— Почему вы так думаете?
— Потому что такое случается довольно часто. Ни одна женщина не может встать между матерью и сыном, хотя, на мой взгляд, Бен Хедли никогда не пылал особенной страстью к мамочке. Стоило ему заговорить о ней, как он вечно жаловался на то, что она его унижает и ставит на место. Некоторые из его рассказов были просто ужасными, хотя он, похоже, так не думал. Меня всегда восхищало это его качество.
— Чем он занимается?
— Бен Хедли? Не знаю. У меня всегда было такое впечатление, что он ничем особенным не занимается. Его мамочка вроде как чрезмерно избаловала его. Очень печально.
— Трагедия. — Гамаш думал о высоком, подвижном, похожем на профессора мужчине, который вечно казался чуточку сбитым с толку. Шарон Харрис взяла со стола книгу и принялась изучать обложку. — Отличная идея.
Она положила книгу на стол, явно пораженная выбором старшего инспектора. Похоже, она читала Гамашу лекцию о том, что он знал и без нее! После того как она ушла, Гамаш вернулся к книге, пролистал ее до страниц с загнутыми уголками и принялся внимательно разглядывать иллюстрации. Это было возможно… Всего лишь возможно… Он заплатил за выпивку, надел плащ и покинул теплый уют зала, выйдя в холод, сырость и сгущающуюся темноту.
Клара пристально смотрела на стоящую перед ней коробочку и пыталась усилием воли заставить ее говорить. Что-то подсказывало ей, что она непременно должна начать работать с этой деревянной коробкой. Она и начала. И вот теперь сидела в своей мастерской и гипнотизировала ее взглядом, стараясь вспомнить, с чего это она решила, что коробочка обязательно должна ей что-то рассказать. Причем не просто рассказать. Работа с коробочкой почему-то показалась ей мыслью, исполненной высокого художественного смысла. Черт возьми, о чем она вообще думала?
