— Передайте ей, что она может не беспокоиться, — огрызнулась Андреа в ответ. — В суд я явлюсь, но если меня вызовут в качестве свидетеля, я буду говорить только правду.
— Значит, такова ваша правда? — скривился он.
— Мистер Сандерс! — задохнулась она от возмущения. — Позвольте напомнить вам, что вы находитесь в моем доме и еще смеете обзывать меня лгуньей! Вам лучше уйти.
— Как скажете.
Он развернулся и вышел. Андреа затрясло. Ее никогда в жизни так не оскорбляли. Ей хотелось выместить свой гнев на чем-то или на ком-то, но еще больше она нуждалась в друге, который терпеливо выслушал бы все ее излияния. Она подошла к окошку и уставилась на скошенный лужок. Вдалеке, за прогнившими мостками, поблескивала узкая полоска воды и виднелся забор с колючей проволокой. Андреа раздраженно отвернулась. Ей не раз доводилось слышать рассказы о сельском братстве, круговой поруке и оппозиции чужакам. Свеженький забор — яркое тому подтверждение. Да и попытка мистера Сандерса заставить ее солгать на суде — это ли не свидетельство того, как крепко они цепляются друг за друга, случись беда. Цепляются. Вот подходящее словечко. Как плющ за деревце, медленно, но верно забивая всю новую поросль. И зачем она только приехала в Норфолк, отказавшись от своей прошлой жизни! В Лондоне квартира или любое другое жилище на выбор могло стать твоим замком, но мост никогда не поднимался. Новичков принимали такими, какие они есть. Мужчины, и в особенности Джерри Робертс, раздавали ничего не значащие поцелуи и обещания, но не пытались сломать тебя.
Джерри. Вот кто ей сейчас нужен! Он бы выслушал ее, отпустил несколько легкомысленных замечаний, поставил бы музыку и закружил ее в танце. Шум, движение и смех — его панацея от всех горестей и бед, и это лекарство ей сейчас ой как не помешало бы. Андреа припомнила последнюю встречу с Джерри. С того времени прошло всего несколько дней, а кажется — целая вечность. И его обещание: «Даем тебе несколько дней на обустройство, а потом нагрянем на машинах всей толпой, оживим твое гнездышко».
Вот бы он сдержал свое обещание! Андреа прикусила трясущуюся губу. Ей стало жалко себя, а это никуда не годится. Жалость — чувство бесполезное и бессмысленное, ни к чему хорошему не ведет. Она развернулась и решительными шагами направилась в кухню. За окошком Руди махал косой. Пиджак он снял, рубашка расстегнута до талии. В неторопливых округлых движениях читается неожиданная грация, а в позе — достоинство. Впервые в жизни Андреа одобрила длинные волосы у представителя противоположного пола. Ей неожиданно пришло в голову, что его просто нельзя не зарисовать. Она взмыла вверх по лестнице и схватила большой альбом. Забыв про свои тревоги, Андреа на несколько минут ушла с головой в работу, делая быстрые наброски углем.
