Он немного зазяб, все еще улыбаясь и чувствуя себя счастливым, забрался в постель и вдруг пожух, вспомнив, зачем и почему пожаловал на эстонскую мызу… Глеб поднялся и стал одеваться.
За утренним кофе Шишмарев робко спросил Коцебу о здоровье.
— Геркулес, — беззаботно ухмыльнулся Отто.
— Уж и геркулес… Поди, судороги хватают, то да се. А? Скажи по чести.
— Оставь. Говорю — геркулес.
— Ну да, ну да, — торопливо согласился Шишмарев. — Я, брат, к тому… Разное болтают…
— Что такое?
— Слышал, понимаешь ли, начальство про тебя у генерал-штаб-доктора справлялось. А он, черт его дери… Словом, как бы это сказать, мнется, что ли… Вот и пошли разные толки… Медики-то они, сам знаешь… Помнишь, наш эскулап Захарьина в Камчатке оставил, а Иван Яковлевич отдышался и теперь, говорят, бригом командует…
— Погоди! Ты это все к чему?
— А к тому, брат, что не послушайся Иван-то Яковлевич, не сойди он на берег, может, и того… А? Не правда ль?
— Захарьин? — нахмурился Отто. — А при чем тут Захарьин?
Шишмарев развел руками:
— Медики, черт их дери… Сам знаешь…
— Ничего я не знаю, Глеб Семеныч. Вижу, виляешь, а не пойму зачем!
Шишмарев сокрушенно вздохнул.
— Генерал-штаб-доктор? — спросил Коцебу, бледнея.
— Ну то есть начисто возражает, дьявол его задери.
— А маркиз?
— Маркиз?
— Да-да, маркиз. Не тяни, прошу тебя!
Шишмарев молчал.
— Ах вот ты зачем приехал… — негромко и как бы изумленно проговорил Коцебу.
Наступила пауза.
— Кто ж назначен? — вымолвил наконец Коцебу.
— Васильев. Михайла Николаевич. Знаком?
Коцебу не ответил. Потом сказал:
— На другой — ты?
Глеб вдруг взорвался:
— Я! Я самый! А что? Ты пойми, пойми ты, ради бога. Мне что ж было? Отказываться? Ежели б вместо тебя, тогда бы…
Коцебу пристально глянул на Шишмарева:
— Это, Глеб, оставим. Признайся: доктор ли причиной? Или…
Шишмарев смешался. Что тут ответить? Сказать про Гаврилу Андреевича Сарычева? Нет, не хотелось хулить вице-адмирала. За что? Крузенштерн радел Коцебу, а Сарычев — Васильеву.
— Или? — повторил Отто. И, помедлив, уронил: — Впрочем, можешь не отвечать. — Встал, прошелся из угла в угол. — Когда едешь? Нынче?
— Забот-то полон рот…
— Остался бы хоть на день.
Шишмарев, потупившись, проворчал:
— Чего там… Разумеется.
