— Ты, может быть, «кстати» захватишь и нас? Тебе ведь нужны и рабочие руки.
Резкий ответ не пугает Джоомарта: упрямец остынет, он даст и косилки, уступит коней.
— Впрочем, отряд и так уже днюет и ночует в колхозе. Хотел бы я знать, каким это зельем ты их опоил?
— Кто их поймет…
Карие глаза в раскосом разрезе лукаво уставились в окно. На правой скуле обозначилась ямочка. Как хотите, он еще сам в этом не разобрался.
— Должно быть, название понравилось, — говорит Джоомарт. — Не всякий колхоз носит славное имя Степана Ильича Краснокутова.
Начальник смеется и сразу становится другим. Его теперь не узнаешь: розовый, с доброй усмешкой в глазах. Вот и солнце взошло, потеплело, можно руки по-прежнему греть. Он встал и точно вырос — крепкий, высокий, широкий в плечах. И лет ему, видно, немного, тридцать пять, тридцать шесть — не больше. Рядом с ним Джоомарт, невысокий, сутулый, точно с грузом забот на плечах, кажется мальчиком.
— Погоди, Джоомарт, у меня к тебе дело. Он берет его под руку и уводит к себе.
— На каком счету у тебя Сыдык Кадырбаев?
Сыдык Кадырбаев? Странный вопрос. Неужели он не знает, что Сыдык его тесть?
— В колхозе он на хорошем счету. Активист. Бригадир. В плохом не замечен.
— Вполне, значит, наш человек?
Сказать, что он тесть, или выждать немного? Краснокутов хитрит, он сам, верно, об этом знает.
— Колхозник, как все. По-моему, наш.
Краснокутов доволен, он и сам так думал.
— Мы его задержали, он у нас под арестом. Нам стало известно, что он дружит с купцами, бывает на стоянках. Возможно, что в этом ничего плохого: обычные связи друзей, близкой родни или братьев по роду. Как бы там ни было, нам надо знать, какие у него дела с иностранцами. Сегодня он выехал каравану навстречу, пошептался с купцами и вернулся. Когда часовой его окликнул, он ударил коня и бежал. Его поймали случайно: он на подъеме пустил коня вперед, а сам уцепился за хвост. Испуганная лошадь вдруг понеслась, поволокла старика и оставила его на дороге. Вначале он дельно отвечал на вопросы, затем вдруг заявил: «Не понимаю по-русски». Убеди его, пожалуйста, не лукавить, мало ли что купец мог ему предлагать…
Краснокутов привел невысокого роста киргиза. В ичигах и калошах, в чапане из армячины, подпоясанный ремнем в серебряных бляшках, в тюбетейке, подшитой малиновым бархатом, он, казалось, нарядился на праздник. На плоском лице с расплывшимся носом нависли, как крыши пагоды, разросшиеся брови. Густые и черные — точно их холили, чтоб в их чаще прятать нескромные мысли.
