— Я друг, — сказал он на языке африкаанс.
— Ю доле,[8] — проговорил один из них с насечкой над переносицей.
— Твой — друг, другой — враг. Люди приходят в Калахари убивать бушмена, — сказал второй.
Генри миролюбиво улыбнулся:
— Я друг.
Один из них повернулся, что-то громко проговорил. В словах его были щелкающие звуки.
Появились несколько бушменов и бушменок с детьми, привязанными за спиной.
Молоденькая девушка, миловидная и веселая, с украшениями из белых плоских бус вокруг головы, смело подошла к Генри, сидевшему на земле. Узкие глаза ее щурились, лучились в улыбке.
— Тюрьма гулял? — спросила она на ломаном языке африкаанс и засмеялась.
— Почему тюрьма?
— Приезжал полис, искал тебя.
— Нет, я заблудился.
Бушмены понимающе улыбались, скалили в улыбке ровные зубы. Генри тоже улыбнулся. Бушмены о чем-то заговорили все сразу.
— Воды, — сказал Мкизе, обращаясь к девушке, которая не отходила от него и которую звали Пити.
— Вода ходи — ходи ногами. — Пити приветливо улыбнулась.
Тронулись в путь. Вскоре показались два дерева. Там была вода. Но бушмены обошли источник стороной и, сделав большой круг, попали в селение, состоявшее из нескольких шалашей. Оттуда Пити, взяв страусиное яйцо, помчалась за водой. К источнику с противоположной стороны ходили на водопой животные, и бушмены не хотели пользоваться их тропой, чтобы не отпугивать антилоп.
— Охотники думали сначала — ты больше мертвый, чем живой, — сказал старый Кану, оставшись с Генри.
Кану не был вождем. Просто Кану был старым и мудрым, и все признавали это. Он рассказал, что когда-то работал на ферме бура, но вернулся к своему народу. Год за годом, вольный, бродил он со своим племенем по Калахари, занимаясь охотой, питаясь травами и кореньями. Если долго не выпадало дождей, племя разбивалось, как сейчас, на мелкие группы, чтобы легче было прокормиться.
— Здесь луна хороший, а солнце плохой. Но зато нет злых людей.
— Когда власть перейдет к народу, мы не забудем о твоем племени, — сказал Генри. — Власть будет нашей.
В селение вернулось несколько женщин. Принесли в кожаных мешках ягоды, муравьиные яйца, дикий лук.
Генри уселся со всеми у костра. Бушмены были дружны между собой. Никто не претендовал на особое положение. Продуктами делились поровну. Генри тоже получил свою долю. Жареная саранча и дикий лук показались ему, голодному, очень вкусными.
Бушмены запели, аккомпанируя себе на пятиструнной арфе — гуаши. Песня напоминала то вой ветра, то шорох песка, то трубный призыв слонов. Певцы воодушевлялись все больше. Мужчины вскочили, стали танцевать танец охотника и газели, все ускоряя темп. Зрители дружелюбно принимали исполнение. Генри думал, как несправедливы те, кто считает их дикими. Братскому, человеческому отношению бушменов друг к другу могли бы позавидовать многие.
