Октябрь — ноябрь 73 года запомнились всем современникам восстания Спартака, их детям, внукам и даже отдаленным потомкам. Цицерон говорил впоследствии о «гнете ужасов и опасностей невольнической войны», Гораций (1 в. до н. э.) — о «злобе» вождя рабов, Флор — о «страшном избиении» рабовладельцев южноиталийских городов (2 в. н. э.), Тацит (1 в. н. э.) — о «прежних несчастьях», Юлий Капитолин (4 в. н. э.) — что Спартак «не терпел никого из знатных». О том же говорит Аммкан Марцеллин (4 в. н. э.): «Сколько, — замечает он, — голов, перед которыми трепетали народы, пали под позорным топором палача».
Положение рабовладельцев усугублялось еще и тем, что повстанцам повсюду сочувствовали плебейские низы — «городские подонки», как презрительно именовал их Цицерон, а в сельской местности — разоренное и бедное крестьянство. В целом события, происходившие на италийской почве, сильно напоминали события в Сицилии, происходившие там во время восстаний рабов. Диодор о последних писал так: «.. простой народ не только не сочувствовал богатым, но, напротив, радовался, так как завидовал неравномерному распределению богатств и неравенству положения. Зависть, порожденная бывшим прежде горем, перешла теперь в радость, когда увидели, как блестящая судьба обратила теперь свое лицо к тем, к кому она раньше относилась с презрением. Самое же замечательное во всем этом было то, что восставшие рабы, разумно заботясь о будущем, не сжигали мелких вилл, не уничтожали в них ни имущества, ни запасов плодов и не трогали тех, которые продолжали заниматься земледелием; чернь же из зависти, под видом рабов устремившись по деревням, не только расхищала имущество, но и сжигала виллы».
III
Успехи восставших были велики. Силы их росли непрерывно. Римская власть на юге Италии оказалась совершенно разрушенной. На местах стихийно стали возникать новые органы власти.
В этот период Спартак усиленно укрепляет дисциплину, старается избавить войско от сомнительных элементов, вносивших смуту и разложение, навлекавших на него всевозможными злоупотреблениями, грабежами и преступлениями позор, проклятия и нарекания местного италийского населения. Эти преступные элементы после первых бесполезных уговоров (когда дело казалось еще недостаточно ясным) он, опираясь на свой авторитет, начал подвергать дисциплинарным наказаниям, потом — изгнанию из войска и даже казни. Прецедент к введению смертной казни в повстанческом войске дало одно крайне неприятное для него дело. Произошло оно в тот момент, когда повстанцы производили избиение римской аристократии и ее сторонников на юге, очищая с помощью массового террора от врагов города Нолу, Нуцерию, Консенцию и Метапонт. В это именно время, пользуясь обстоятельствами момента, один из командиров с кучкой приближенных коллективно изнасиловал одну очень красивую женщину-патрицианку из Рима, взятую в плен. Знатная пленница покончила самоубийством «в отчаянье от нарушения своего целомудрия» — так сказали Спартаку окружавшие ее другие пленницы. Этот гнусный случай привел верховного вождя восстания в ярость. Больше всего он боялся, что войско, поддаваясь дурным примерам командиров, выродится в банду грабителей и насильников, у которых не будет за душой ничего святого.
