Даже с потерей иллюзий относительно Екатерины Дашкова будет помнить с глубоким удовлетворением свое славное участие в дворцовой революции, свергнувшей Петра III. До конца своих дней она будет праздновать 29 июня — день вступления на престол Екатерины; при этом «ее лицо начинает светиться, и она принимается вспоминать подробности этого события с удовольствием и восторгом» (-/401). Даже когда Дашкова разочаровывалась в Екатерине и не одобряла ее личную жизнь, она никогда не изменяла своему глубоко укоренившемуся идеалу просвещенного монарха — философа на троне, вводящего разумные законы на благо народа с помощью просвещенных советников, таких как сама Дашкова. К сожалению, она легко признавала, что никогда не сможет привыкнуть к крайностям придворной жизни. Одна из наиболее образованных женщин в России, она имела определенные взгляды и отстаивала их со всей решительностью. Она была слишком умной, слишком энергичной и, самое главное, слишком прямолинейной, чтобы чувствовать себя комфортно в атмосфере пустой роскоши, фривольности и мелочных интриг. Компании придворных и карьеристов она предпочитала серьезные интеллектуальные беседы с русскими писателями и мыслителями.
Энергия, прямота и напористость Дашковой были бесценными качествами во время переворота, но совершенно не ценились при дворе и в дипломатических кругах. Хотя граф Мерси и сообщал, что она «обладает романтическим воображением и выдающимися интеллектуальными способностями, но сочетает их с талантом интриганки», Дашкова не была опытной и искусной придворной>[180]. Она так никогда и не достигла необходимого мастерства в искусстве двойной игры, лицемерия и лести — обман ей не давался. Ее искренность, нетерпимость и недостаток дипломатического такта дали ей много могущественных врагов, главными из которых были фавориты императрицы — от Григория Орлова до Платона Зубова. Кэтрин Вильмот заметит через много лет: «Слава богу, что княгиня разумна и добра по натуре — в противном случае она была бы невыносима» (-/293). Мнения о ней ее современников, особенно при дворе, были часто открыто враждебны или как минимум очень критичны. Соглашаясь, что она была блестяще образованна и начитанна, многие чувствовали, что возраст не обуздал еще порыва ее страстей, не сделал ее суждения более зрелыми: «При оспаривании чужих мнений она всегда впадала в крайность, обнаруживала излишнюю настойчивость и нетерпимость»>[181]. Ее главными проявлявшимися при дворе недостатками были неумение молчать — держать язык за зубами, даже если она была права — и ее негибкость.
