— Нет, вы мне свои покажите… У нас закон… Я вас законом…
Мы записали друг друга и поклялись притянуть непременно к суду. Брань бранью, а мы все-таки сели и уехали. Почтарь поехал за нами, — не знаю, сразу ли достал он лошадей под мешки кишмишу.
Был и другой случай. Приехали.
— А ну-ка, приятель, нам лошадей…
— Нет лошадей, — отвечает сумрачно и вяло худосочный моложавый смотритель.
— Как, ни одной?
— Ни одной…
— Совсем пустой двор? — изумился я.
— Не совсем, тройка есть, да только пришла, упарилась, устала, — ее нельзя.
— А скоро ли придут новые?
— Не знаю, — отвечает он нехотя.
— То есть как же «не знаю», кто же знать-то будет за вас!.. Ну, хоть примерно, вы когда их отправили?
— А какое вам дело?! — оборвал он грубо.
Кровь ударила мне в голову.
— Что за хамское отношение? Что, вы не можете, что ли, отвечать как следует! — крикнул я ему, обозленный.
— Нечего отвечать-то, без вас все знаем, — ответил он, стараясь уйти в комнату.
— Нет, постойте, — останавливаю я, — вы все-таки скажите как следует… Вот мандат… Я еду срочно…
— А мне што за дело?
— Да, черт вас дери, мне-то это не безразлично!.. Скоро ли лошади ожидаются, спрашиваю я вас, и долго ли ждать?
— Не знаю, — ответил он на ходу и скрылся.
Я посылаю «кума» на разведку: осмотри все конюшни, проверь насчет оставшейся тройки.
Он через пять минут бежит возбужденный:
— Четырнадцать лошадей!!!
— Что-о?.. — не понял я.
— В стойлах на дворе четырнадцать лошадей…
Я побежал вместе с ним во двор и глазам своим не верил: по стойлам действительно стояло четырнадцать штук. Мы сейчас же в юрты к киргизам:
— Лошади давно стоят?
— Вчера ездил… — отвечают возницы.
— А сегодня не ездил? — спрашиваем.
— Нет…
— Все не ездили?
— Нет…
Разъяренный, несусь прямо к смотрителю и кричу на бегу:
— Это что за подлость! Саботажничать?!!
— Лошади устали, заезженные, — оправдывается он.
Ни слова не говоря, хватаю негодяя за шиворот, трясу, как собачонку, и, не в силах сдержаться, рычу:
— Ах ты, сукин сын! Если через десять минут не будет лошадей — шашкой по башке!!!
Через десять минут лошади готовы. Но прежде я составил протокол. Оказалось, что смотритель из семинаристов, сын попа. В Верном я отдал протокол в почтовое отделение, а копию — ЧК, судьбы не знаю.
Где ты, семинаристик? Помнишь ли свой саботаж и заслуженную встряску?
Едем дальше. О, ужас! На следующей станции почти буквально то же.
— Нет лошадей.
— Ни одной?
— Шесть больных, больше нет…
Мы сразу в конюшни. И что же: вместо шести больных… семнадцать здоровых! Расспросы киргизов-возниц разъяснили дело.
