Он индеец, а я нет. Он симпатичный, я — опять же нет. По словам моего босса, он для меня под запретом. От Кадотта могло быть больше неприятностей, чем он стоил.
Я позволила себе пройтись взглядом от кончиков его блестящих черных волос до носков его… больших пальцев ног.
На нем не было обуви. Ступни были гладкими и загорелыми, пальцы прямыми, ногти чистыми и подстриженными.
Проклятье. Меня возбуждали даже его ступни. Беда, беда, беда.
Я по-прежнему хотела видеть его. Хотела больше, чем чего-либо за довольно долгое время.
— Лучше приходи ко мне, — выпалила я.
Кадотт посмотрел на меня поверх очков:
— Почему?
Причин было немало, а самая важная заключалась в том, что мы, похоже, не можем держать руки подальше друг от друга, даже на людях. Если бы я верила в подобную чушь, то решила бы, что на меня наложили заклятье.
— Потому что, — ответила я и на том остановилась.
Кадотт нахмурился, и в его глазах промелькнула неуверенность. Я никогда раньше не видела его нерешительным.
— Что? — спросила я.
— Ты не хочешь, чтобы тебя видели со мной?
— Нет! Дело не в этом.
И это правда. Почти. Я бы не возражала, чтобы меня с ним увидели. Черт, да я бы с радостью ухватилась за такую возможность. А какая женщина бы нет? Но мне не хотелось сталкиваться с вопросами, взглядами и досужими домыслами.
Какого черта такому мужчине, как он, делать с такой женщиной, как я? Неизбежный ответ: я, должно быть, невероятно хороша в постели.
— А в чем же?
Кадотт снял очки, чтобы посмотреть на меня открытым, пристальным, испытующим взглядом. Я отвела глаза.
— Не хочу обсуждать дела на публике.
Он ничего не сказал. Я услышала шелест бумаг, глухой удар книги по столу.
— Прекрасно. — Его голос был холодным и резким. Я хотела вернуть сексуальную хрипотцу назад. — Я заеду к тебе в?..
— Семь.
— Хорошо. Прихвачу свои записи. А ты принеси тотем.
— Что? — Я бросила на него испуганный взгляд.
Стараясь не уронить две книги и три папки, он прошел мимо меня и сунул обнаженные ступни в сандалии, которые оставил у двери.
— Принеси тотем, чтобы мы смогли сравнить отметины на нем с теми рисунками, что я нашел.
Снова этот камень. Я провела большим пальцем по выпуклости в кармане. На мгновение я готова была поклясться, что штуковина на ощупь горячая. Но дело наверняка было всего лишь в моей коже, все еще разгоряченной и чувствительной после штурма Кадотта.
Профессор открыл дверь и остановился на пороге, давая мне возможность рассмотреть его. Я не нашла в его твердом взгляде никакого намека на обман. Если бы он хотел оставить тотем себе, то не стал бы его возвращать.
