— Верно. Но я не собираюсь получать прибыль от дома.
— Тем лучше. Знаешь, — задумчиво произнесла она, — если бы у меня был такой дом, я бы не смогла быть где-то еще.
— К сожалению, я не могу позволить себе такую роскошь.
— Мое сердце разрывается от знания, что такой дом приходит в негодность. Если ты не собираешься поддерживать его и почти не бываешь там, то зачем он тебе?
Мэтт поднял глаза:
— Мне нравится, что он у меня есть.
— Вроде определенного символа твоего статуса? — Она распахнула глаза.
Он жестко на нее посмотрел, и сердце Лауры сжалось.
— Если хочешь…
— О, бедный домик, — пробормотала она. — Неудивительно, что ему одиноко.
— Одиноко? — Его голос звучал так, будто она сказала чепуху.
— Да, одиноко. Такой дом должен быть живым. Наполненным смехом, жизнью, семьей. По нему должны бегать детишки…
Он напрягся, и Лаура почувствовала, как вновь вокруг него вырастает барьер.
— Возможно.
— У тебя вообще есть семья?
— Небольшая. Я единственный сын. Отец умер от рака, когда мне было шестнадцать, а мать живет в Лондоне.
— А тебе не бывает одиноко?
Мэтт застыл.
— Нет, — резко ответил он. — Мне лучше, когда я один.
В груди все сжалось от его жесткого взгляда.
— Как грустно, — мягко сказала она.
Тут он перекатился, оказавшись сверху, и сердце Лауры вновь бешено заколотилось, дыхание стало чаще.
— Так давай прогоним грусть, — тихо сказал он, опуская голову и накрывая ее губы поцелуем.
Мэтт наблюдал за спящей Лаурой. Смотрел, как лунный свет превратил ее волосы в серебро, слушал ее дыхание на своей груди.
Ее грудь поднималась и опускалась, и с каждым вздохом слабела еще одна часть его так тщательно контролируемой жизни.
Как он мог быть так невнимателен? Что такого было в Лауре, что он ослабил защиту и рассказал ей столь много о себе?
Он ничего не чувствует. Не чувствовал годами. Ему не нужно, чтобы она спрашивала его о решениях, принятых много лет назад.
Так почему же?..
Почему она заставила его сомневаться в своей роли короля Сассании? Почему поколебала его уверенность в преимуществе одиночества? И что это за ерунда: его дом нуждается в любви?
Скрепя сердце Мэтт велел себе не быть смешным.
Его роль в стране очевидна. Ему нравилось быть одному. И то, что он не навещал дом, который был куплен для жизни с женой и детьми, ничего не значило.
Лаура и ее псевдотерапия могут идти куда-нибудь подальше! Ему это не нужно. Ему хорошо так, как есть.
Так почему же он рассказал ей больше, чем считал нужным?
Сердце Мэтта тяжело билось. Чувствуя беспокойство, он тихонько освободился из ее объятий, спустил ноги с кровати и встал. Быстро оделся, провел рукой по волосам.
