— Ну всё, успокоилась, дурашка? — улыбаясь во все тридцать два зуба, поинтересовался Витя. Свежий воздух и величавый пейзаж предавали ему волшебную бодрость, и парню хотелось передать часть этой жизнерадостности Инге. Витька по-отцовски приподнял ей воротник кофты, чтобы было теплее.
— Бледная ты. Пойдём в отделение, а то Тимофей хватится. Да и за мной с минуты на минуту приедут.
Не дожидаясь ответа, мальчишка взял её за руку.
— Вот побуду дома недельку и снова сюда. Опять будем давиться кашей, смотреть с Тамарой по телеку её сериалы, гулять по ночам без спросу, открывать окна во время грозы. По-моему, здорово.
— Ну зачем ты это говоришь? — грустно приподняв брови, спросила Инга. — Чтобы меня успокоить? Да я уже спокойна. Не обманывай ни себя, ни меня, я же понимаю, что на самом деле ты б сюда ни за что не вернулся.
Ребята подошли к дверям лифта, и Виктор, нажав кнопку, деловито облокотился о стену.
— Послушай, ведь много хорошего было, согласись. Я думаю, мы повторим подвиги и скрасим будни.
Инга улыбнулась, и от этого Витя засиял, как бриллиантик, пропуская её в подоспевший лифт.
На родном этаже в холле рамы были плотно заклеены поролоном, отчего вместе со сквозняками они не пропускали и свежий воздух, создавая мрачное настроение безысходности и тоски. Виктора радовало только то, что он сегодня же отсюда уедет, пусть и ненадолго.
Парень подошёл к окну. Каждая трещина, каждая выщербина, каждый отслоившийся кусок краски на подоконнике были ему знакомы. На этом окне они с Ингой провели десятки ночей, корча рожицы луне, кидаясь всяким мелким хламом в лужи, наблюдая за движением на светящихся дорогах города. Он теперь и представить толком не мог, как дома обойдётся без традиционной полуночной посиделки.
Нет, уехать хочется, но, с другой стороны, что-то держит.
Инга скромно стояла у противоположной стены, наблюдая за другом. Он отбил пальцами чечётку по подоконнику и вдруг понял, что что-то не так. Странным был взгляд девушки, зафиксированный и шальной, даже сумасшедший немного.
Проведя по воздуху рукой, точно норовя зацепиться за что-нибудь, она закрыла глаза и медленно сползла по стенке.
Витька с полсекунды простоял молча как вкопанный.
Невидимая сила страха едва не сбила с ног его самого.
Парень в смятении выругался и гаркнул в приоткрытые двери отделения.
— Тимофей Тимофеич!
И робко, неуверенно опустился на пол рядом с Ингой.
Потоки мыслей расщепились на сотни маленьких частей и раскрошили разум. Всё вокруг превратилось в мутные пятна, кроме него и лежащей без сознания девушки. Мальчишка осторожно, боясь совершить лишнее движение, взял её руку. Пульс был. Парень попытался вздохнуть, но ничего не вышло. Состояние приближалось к истерическому. Ему было страшно. В душе у Витьки всё сжалось. Он никогда не видел её такой: неподвижной, точно неживой, бледной.
