— Нет, конечно. Я никогда не вожу их с собой.
Она растеряно взглянула на меня и даже огорчённо всплеснула руками:
— Ты что? Разве так можно? Ну, разве так можно? Мало ли что? Надо хоть одну возить с собой. А если их украдут или что-то с ними случится?!
— Да, может быть, ты и права, но все они хранятся в моей парижской квартире. Что с ними может случиться? Лежат себе в сейфе и лежат.
— Ну, как же так, Макс? Мало ли что. Чтобы не иметь ни одной при себе? Так нельзя.
Мне стало её нестерпимо жалко. Я поцеловал её в щёку и спросил:
— У тебя больше нет капсул, да? Тебе нужно? Я дам, Эрнеста. Но зачем ты мне врёшь?
— Какой ты глупенький! Мне не нужны твои капсулы. И почему ты говоришь, что я вру, я… — она обиженно замолчала.
— Но ты не была в Пирамиде, это значит…
— Это ничего не значит, кроме того, что я там действительно не была. Не думай, я с тобой не из-за капсул… я с тобой… потому что я люблю тебя.
— Тогда расскажи мне, откуда у тебя они, и вообще расскажи мне всё, если ты можешь.
Она долго молчала, как бы обдумывая что-то. Потом, вздохнув, грустно сказала:
— Ты уверен, что хочешь всё узнать? Ты хочешь услышать то, что знает и чувствует женщина моего возраста? Подумай, перед тем как ответить. И ещё… тебе не может понравиться то, что я расскажу.
— Зачем мне думать? Я люблю тебя и хочу знать правду.
— Будь по-твоему, но это очень длинная история. Давай найдем тихое и безлюдное место, устроимся там поудобнее, закажем вина, и я тебе расскажу всё.
Мы, петляя, шли по тесным улочкам, отдаляясь от людей, и, наконец, увидели то самое место, которое нам понравилось.
Это было маленькое кафе — тихое и уютное. Я не большой знаток вин, поэтому просто заказал самое дорогое из тех, что были в меню. Мы удобно расположились напротив друг друга, и Эрнеста начала свой рассказ.
— Я родилась так давно, что уже не существенно, в каком именно году конца девятнадцатого века.
— Тебе больше ста лет?! — воскликнул я в ужасе.
— Не пугайся так, Макс, это только гипноз числа. Через сто лет ты будешь так же молод, как и теперь, хотя тебе будет уже почти сто сорок. Мне рассказывать дальше, или не стоит? И не смотри на меня, как на привидение, ещё рано. Так рассказывать?
Не отрывая глаз от её прелестного и, как вам не покажется странным, по-прежнему любимого лица, я залпом выпил бокал вина, даже не чувствуя его вкуса, и прошептал: — Рассказывай.
— Мир тогда был совсем не такой, как сейчас, всё было другим. Ни телевидения, ни самолётов, ни телефона, ни автомобилей, только недавно появилось электричество, и люди жили почти такой же жизнью, как и за триста или пятьсот лет до этого. У нас были совсем другие сведения о мире, чем теперь, так же не такими, как сегодня, были одежды, взгляды, даже характеры. Но, по большому счёту, люди, как мы с тобой уже говорили, всегда хотели одного и того же, они хотели счастья. И я была не исключением.
