Теперь она стояла перед открытыми деревянными воротами. Над ее головой, прикрепленный к столбу, развевался черный флажок. Завидев ее, мама громко всхлипнула. В ответ Вера простонала:
— Увы, моя Милица, разве мы жили для того... чтобы похоронить нашего горячо любимого брата?!
Они обнялись, постояли какое-то время у ворот, покачиваясь взад и вперед. Вера погладила нас с братом по голове, взяла из рук мамы чемодан и, придерживая ей руку, словно та нуждалась в поддержке, помогла ей пройти в дом. Мама не переставала плакать, когда обнимала родственников в столовой. Бабушка встала из кресла и со слезами на глазах протянула руки к матери. Она обняла ее за плечи и, прижавшись своей головой к ее, сказала:
— Милица, моя Милица...
— Как он умер? — спросила тихим голосом мама.
— Во сне, Милица, во сне. Хорошая смерть.
Бабушка прижала нас с братом к себе, и в таком положении мы, вчетвером, простояли какое-то время посередине столовой, окруженные двоюродными братьями и сестрами, а также соседями, одетыми в черное.
— Прекрасная смерть, — согласилась мама, — прекрасная смерть, прекрасная, очевидно, он был хорошим человеком.
Люди всегда хорошо отзываются о покойных. Трудно сказать, была ли эта смерть так замечательна, но одно было ясно наверняка — дядя Лазар прожил славную жизнь. В молодости он занимался охотой и относился с почтением к молодым учителям с Виолин До. После женитьбы он также проводил время за охотой, прививанием фруктовых деревьев и разведением пчел. Тем не менее, немногие лестно отзывались о нем из-за характера — его внезапные вспышки гнева приводили людей в оцепенение.
Я внимательно изучил столовую. Женщины пили кофе из фарфора, который извлекался из буфета лишь по особому случаю. Через двойные двери было видно, как под грецким орехом, покуривая и попивая бренди, собралась большая группа соседей. Двуствольное ружье дяди больше уже не висело на столь привычном для него месте на стене. Пока я вытирал с лица пот и слюну от поцелуев, оставленных двоюродными сестрами, мне стало интересно, куда же все-таки делось ружье. Я только мог догадываться о его местонахождении.
– 3 –
Во время похорон бабушка вела себя гордо, как убеленная сединами королева, и, несмотря на усталость, была невозмутима. Она принимала соболезнования почтенных женщин с Виолин До, словно на нее взвалили мрачное, но временное бремя. В то время пока мы слушали священников, черные рясы и пение которых вселяли в меня тревогу, ее лицо было неподвижным, словно высеченным из дерева. На ее лице не тронулась ни одна морщинка, когда охотники, друзья дяди отдали ему честь, выстрелив залпом из двух ружей; звук отдался эхом с горы, располагавшейся позади школы агрономии. Крепко сжав мне руку, мой брат тихо заплакал. Но я не проронил ни слезинки. В горле образовался ком, и мне было трудно проглотить его, чтобы избавиться от этого неприятного сдавливающего ощущения. Это было намного хуже, чем осознать тот факт, что ты убил кого-то, неважно, сколь давно это было. Это была настоящая мука.
