Штадлер отрицательно замычал.
— Вас Зусель поставил в известность заранее, о чем состоится беседа? Нет? Так что ж вы купились? Теперь вы пристегнуты к этому делу. Нравится? И мне не нравится. Уходите. И бумажку свою заберите с подписью. Удивительно, насколько вы неумно поступили. Ладно. Забыто навек. И вы забудьте. Как не было. Приснилось. Точно вам советую — приснилось.
Штадлер потянулся к бумажке под тарелкой.
В последнюю секунду я руку перехватил и сжал.
— Нет, гражданин Штадлер. Расписка ваша все-таки останется у меня. Я с документами привык работать. А документ, тем более с подписью, — вещь на вес золота. Правильно? Идите с пустыми руками. И рот пополощите. Кровь на губах. Потом рассказывать будете, что я к вам пытки применял.
Штадлер вымученно улыбнулся и показал рукой, что он языком не болтает.
— Болтаете вы или нет, доподлинно неизвестно. Вот выйдете отсюда — и начнете разговаривать на всех языках мира.
Штадлер ушел. На выходе тетрадку достал и намеревался что-то нацарапать. Я не допустил.
Зусель меня ждал. Сидел возле стола. Но не у самого, а немножко как бы в стороне. Деликатно отставил табуретку. Намекал, что на угощение не зарится.
Но я видел по опыту: состояние его было такое, что горячий чай с сахаром нужен позарез.
Молча вскипятил чайник. Воды в чайнике как раз, чтоб быстренько. Специально проверил.
Налил в стакан заварки, кипяточку, положил три куска рафинада. Дал в руки.
Зусель брал чай медленно. Видно, раздумывал, стоит ли рядом с салом что-то кушать, тем более в некошерном доме.
Я выбора ему не дал.
— Когда выпьете, буду разговаривать. Мне вам «скорую помощь» звать нельзя. Вам же во вред. Разговоры пойдут. Согласны?
Зусель молчал. Стакан дрожал в его руках.
Первые слова выговорил такие:
— Ложку. Размешать надо.
Дал ему ложку. Он размешал сахар. Пил медленно каждый глоточек.
Я не торопил.
Пустой стакан из рук Зуселя не забирал. Оставил, чтоб тот сам пристроил на стол. С мыслью проследить движение. По движению, которым человек ставит на стол пустой стакан, многое можно сказать. Например, не просто про волнение, а про внутреннюю готовность дальше развивать отношения со следователем. Если стакан ставит и утыкается глазами в пол — плохо. Уйдет в несознанку. Если ставит и на следователя тем временем смотрит хоть как — хоть в упор, хоть искоса, — можно открывать протокол. Заговорит.
Зусель стакан не ставил. Крутил его на колене. Переворачивал, опять крутил.
Чтоб не упустить инициативу, я сказал:
