Я последнее спросил:
— А у Ганнуси уже есть?
Люба заверила, что нету. Только у нее, у Любы. Но Ёсеньку она обожает и будет терпеть всю жизнь и еще больше за ним следить.
Тогда я припер ее к стенке:
— Ладно, допустим. А я как же? Что ж ты мне раньше не сказала?
И тут Люба мне высказала главное свое соображение:
— Тебе ничего не будет.
— Почему не будет, чем я лучше вас?
— Ничем.
И долго посмотрела на меня.
И призналась:
— Мне Довид, когда приходил Ёсеньку отбирать, сказал буквально: «Твоему мужу после Лильки Воробейчик терять нечего. Лаевская думает, есть что ему терять, а я так говорю: нечего. А тебе, Люба, есть что терять. У тебя Ганнуся. А Ёська отравленный. Вы его мне поверните назад». Вот я думала-думала, всю больницу думала, и теперь еще додумываю его слова.
В общем, бред, если не хуже. Почему «после Лильки Воробейчик»? При чем она? И без врача понятно: пережить огромную трагедию — крайне тяжело. Надо поправляться. Надо сильно отвлекаться от жизни. На природу, на речку, на птиц, на животных. Дети свое возьмут. Сами будут расти и Любочку за собой потянут. И вытянут. Мы страну вытянули после огромной войны. А пара деток одну бабу не вытянут?
Хоть и понимал: материнское сердце — особое дело. Дело, так сказать, выделенное в особое производство природой.
Денежное положение не позволяло допускать курорты и здравницы. А потребность стояла остро.
Подумал и принял волевое решение: Любочку с детьми отправить именно в Рябину. Все-таки там моя родина. А лучше родины нет ничего для боли.
Планировал разместить их на жизнь в хате Диденко. От весны по осень включительно.
Написал. Получил ответ. Радостное приглашение хоть на всю жизнь.
Отправил своих в начале мая.
И тут, конечно, на моем горизонте появилась Лаевская. Не считаю, что случайно. Скорей всего как-то узнала, что я один.
Причем в дверь постучала тихонько, поскреблась даже. Но я открыл и сделал вид, что ей рад.
— Что, Михаил Иванович, кого-то ждали, что сразу открыли? Я тихонько. Без надежды. Звоночек у вас слишком громкий, я помню, так я постукала легко-легко. Чтоб не тревожить ни деток, ни Любочки.
Без приглашения зашла в комнату, притворно осмотрелась:
— А… Вы в одиночестве. А где ваши?
— Нету их. Поехали на отдых.
— А куда поехали?
— Полина Львовна, поехали далеко. Отсюда не видно. Будем откровенны, не ваше дело. Извините, но точно не ваше. Садитесь, пожалуйста. Я вам окажу гостеприимство. Чай с вами попью. Вы нам большую помощь сделали — сына вылечили через знающих специалистов. За это — спасибо. А так, в остальном — сами понимаете, говорить мне с вами тяжело. И в связи с поступком Довида, и вообще.
