Димитрий уверял, что встреча с шакалами Зураба возбудила в нем жажду и он не дождется первой деревни, в которой сумеет дать волю клинку, слишком залежавшемуся в ножнах. На это Эрасти хмуро заметил:
— О жажде следовало думать в караван-сарае. С утра голодные скачем, а вкусный чанахи почему-то предоставили врагам.
— Э-э, недогадливый верблюд! Разве чанахи не превращается в сено, когда рядом нечисть копошится?
— Я так думаю, Ростом. Полторы жабы им на закуску. Откуда только взялись?
Задумчиво вглядывался Саакадзе в слегка тронутый желтизной горный лес и вдруг повернулся к Даутбеку:
— Странный день, мы возвращаемся после большой победы над кичливыми врагами, а вместо успокоительного дождя — гром и град.
— Весенний гром, Георгий. Это хорошее предзнаменование.
— А встреча с «совой» тоже к весне? Нет, друг, не нравится мне сегодняшний день. Ты знаешь, я не суеверный, но… какой-то тайный замысел чувствуется в его неожиданных ходах.
— Это судьба! Давай, Георгий, поработим негодную! — И Даутбек внезапно выхватил ханжал и резко обернулся.
Кони, навострив уши, шарахнулись и пронзительно заржали. Среди обломков скал, сливаясь с ними, распласталась тигрица, но яркие поперечные полосы ее меха не укрылись от зоркого глаза Даутбека. Послышался низкий горловой звук «а-о-ун», и хищница, почуяв, что она обнаружена, приготовилась к прыжку. Но Автандил мгновенно скинул с плеча высеребренный лук, с силой оттянул тетиву по индусскому способу — к правому уху, согнул лук вдвое и отпустил стрелу.
Орлиные перья, вставленные в хвост древка, мелькнули в воздухе, указывая лет свистящей стрелы. «Хуаб!» — громко вскрикнула в испуге тигрица, рванувшись вниз со скалистого выступа. И в тот же миг острие наконечника вонзилось в ее правый глаз.
Ни персидская кольчуга, ни турецкий щит не в силах были остановить боевую стрелу «барсов», на сто шагов пробивали они дубовую доску в палец толщиной. И тигрица рухнула наземь у ног Автандила, пораженная насмерть, так и не достигнув обидчика.
Блестела на солнце золотистая полосатая шкура, беспомощно свисая с седла победителя. «Барсы» продолжали путь так спокойно, словно мимоходом подбили не коварного зверя, а невинного ягненка. Автандил, вытащив из глаза хищницы стрелу, чистил куском сафьяна наконечник и что-то нежное мурлыкал себе под нос.
Арагвинцы, косясь на огромную шкуру, совсем приуныли.
Тревога не оставляла князя Газнели. Князь нервно крутил белый ус, чутко прислушивался: не возвращается ли Саакадзе, и еще ниже склонялся над изголовьем детской постели, готовый в любой миг броситься на защиту внука, его ни с чем не сравнимого сокровища.
