Тело готово было вспыхнуть от еще ни разу не испытанной страсти. Маркейл погрузила пальцы в прохладные завитки его волос, и это неожиданно помогло ей сохранить ясный ум под напором желания, грозившего с головой захлестнуть ее.
Желание заглушило и все отрицательные эмоции, которые передались ей от него. Словно зачарованная, Маркейл наблюдала, как постепенно исчезает чернота, разлитая в его глазах, и они становятся светло-зелеными.
Можно было не смотреть ни на его кожу, ни на руки: она и так знала, что черный цвет исчез, а на руках нет когтей. Но желание, которое она видела в его глазах, только подстегивало.
От первого прикосновения его губ у нее перехватило дыхание. Она затрепетала, и тогда Куин крепче прижал ее к себе. Куда уж крепче! Она слышала стук его сердца, прерывистое дыхание.
А потом он снова поцеловал ее. На этот раз поцелуй тянулся дольше, его губы словно привыкали к ней. Маркейл вздохнула, когда он провел языком по ее губам, и вдруг его язык проник в ее рот.
Маркейл застонала. Жар наполнил все тело, накапливаясь между бедер. Он целовал ее так долго, пока она не приникла к нему, отчаянно желая получить нечто большее — его самого.
С каждым его прикосновением, с каждым движением его языка в ней росло ожидание, от которого содрогалось все тело, уже не принадлежавшее ей.
— О Господи! — неожиданно сказал Куин.
Она молча заморгала, подняла на него глаза, не уверенная, хватит ли у нее сил произнести хоть слово. Он опять завладел ее губами. Его руки скользнули вдоль спины и легли ей на ягодицы. Затем Куин прижал ее к себе, и она почувствовала его сильное возбуждение.
Боже, как она его хотела! Чувствовать его, смотреть на него, испробовать его… И ничто не было важным в этот момент, кроме Куина и их обоюдного желания.
Таких сладких поцелуев, как у Маркейл, Куин еще не знал. Ему не следовало оставаться рядом с ней, но при первом же ее прикосновении у него не нашлось сил отстраниться.
А сейчас, когда податливое тело прижималось к нему, когда у него над ухом прозвучал сдавленный стон, единственное, что ему действительно было нужно, — это любить ее. Любить, чтобы утонуть в этой нежности, чтобы она ногами обвивала его торс… Куин услышал, как она простонала его имя.
Не останавливаясь, он продолжал целовать ее. Несколько веков прошло с тех пор, как он поцеловался в последний раз, и у него никогда не было женщины, с такой готовностью, с таким пылом отдающейся его поцелуям, как Маркейл.
