— О, привет, ван Марвес, — протянул руку, — не выспался, не просох, бедняга, — пожал и выпустил дым. — Что-то случилось?
— А где Анри-Поль? — Жан-Жюль раскраснелся от бега, выкрикнул, будто своя жизнь для него уже потеряла смысл.
— Анри-Поль? — переспросил Расмус, будто время. — Ты что, Жан-Жюль? У вас дома; моется, ест, курит; где ему еще быть? — Жан-Жюль посмотрел на него дико, как зверь, потом остановился, прикоснулся ко лбу, засмеялся тихо, «о боже, прости, Расмус»; и побежал обратно по деревянным тротуарам. — Садись, Марвес, раз никуда не торопишься больше; табаку?.. а, ты ж не куришь… — и продолжил дальше слушать спор рабочих со стороны, как на сцене. Оказывается, во время шторма снесло все наметки из дерева для верфей; теперь решают — делать их по-старому или вообще убрать из порта и сделать в реке Лилиан: туда не доходит шторм; и лес для деталей рядом…
— А твое решающее слово?
— Как начальника порта? Мне кажется, я приношу порту одни несчастья. Уже полгода, а дальше наметок и свай я не продвинулся; сезон весны здесь — не любовь, а штормы и снег; в прошлый раз унесло в открытое море кран стоимостью миллион евро… Скоро меня, глядишь, окрестят Ионой и отправят следом… — он докурил и спрятал трубку в карман куртки, уткнул острый подбородок в воротник, но несчастным не выглядел; скоро рабочие подошли, сели на песок рядом; верфи решено было передвинуть к реке Лилиан — так просто, голосованием рабочих, будто этот город игрушечный. — Есть хочешь?.. конечно, тебя, беднягу, выдернули, небось, из постели, века невинности; ребята, это Стефан ван Марвес, наш журналист; он будет к вам приставать с вопросами и фотоаппаратом, но вы не пугайтесь — говорите, что думаете, даже обо мне, разрешаю, Дэвис, — и широкой толпой, растянувшись по тротуарам, они пошли к «Счастливчику Джеку»; табачный дым там стоял как пороховой после битвы с Наполеоном; все обсуждали шторм, у кого что пострадало; Расмус сел, как обычно, у окна, теперь Стефан догадался почему — оно выходило на домик Лютеции; «возьмешь мне кофе, а? и спроси, что сегодня съедобно; ты Тонину нравишься»; а когда вернулся, увидел, что за столиком их трое — Жан-Жюль и еще какой-то парень, высокий, темноволосый, с носом как бушприт; в красном свитере и сине-лиловых джинсах; «привет», — сказал неуверенно Стефан; кофе жгло пальцы, а незнакомый парень сидел на его месте и не думал двигаться; еле обернулся на приветствие и сквозь трубку в зубах кинул: «капучино и черный с лимоном».
