Все же поленились начать с заготовки дров. "Лучше давай с конца,говорил Евланя,- с историй".
Мне казалось, что он выпивши и надо его довести до крыльца. Но и я, видно, был хорош, так как утром обнаружил себя не достигшим кровати. Утюг, оказалось, был не выключен, лежал на боку, дымя и постепенно утопая в половице.
4
В дверь постучали.
- Входи,- сказал я, уверенный, что это Евланя, и зная закон, что сострадания к утренним мучениям можно дождаться только от того, с кем накануне приобретал их.
Вошел встреченный вчера у реки мужчина.
- Вчера нас не представили...
- Да, как-то так... Но я знаю, что имя, отчество ваше,- я торопливо встал,- Михаил Кирсеич.
- Это хорошо, что еще в одном домике затеплилась жизнь.
Ботинком я закрыл прогоревшее место, и вскоре подошва почувствовала тепло.
Михаил Кирсеич расстегнул полевую офицерскую сумку, достал... четвертинку. Достал маленькую баночку меду.
Как-то по телевизору показывали дикие племена Австралии. Там они ходят босиком по горячим углям. Нам далеко до этих диких племен, даже в ботинках я бы не прошел. Пришлось выдать, на чем стою. Залил тление водой, разулся.
- Я даже удивляюсь, как он вас не сжег,- сказал Михаил Кирсеич.- Вы что, решили брюки погладить? На танцы, наверное, хотели идти. Тут теперь каждый вечер начнутся танцы.
Я отговорился тем, что печь не топилась, было холодно, а утюг все же излучает тепло.
Выпить Михаил Кирсеич отказался.
- А вы с Зубаревым. Только не говорите, что от меня. От себя.
- Он мне не поверит, что я мог вчера утаить.
- Все равно обрадуется.
В отдарок Кирсеичу я дал четырехцветную авторучку. Он был рад и не отказывался. Немного проводил меня.
Оказывается, он слышал, как мы ночью отказались заворачивать северные реки на юг, потому что нас не спросили, а также как мы подсчитывали экономический эффект от метро в сельской местности.
- Конечно, он выше, чем в городе,- поддержал Кирсеич,- но ведь нужны совместные усилия.
Извинительно смеясь, я ощущал настойчивое усилие какого-то воспоминания. Забыл сон! "Ну и хорошо, что забыл,- успокаивал я себя.- Мало ли что приснилось". Но шли дальше, беспокой-ство усиливалось и вдруг оборвалось. Тяжелый хруст большого дерева испугал меня. Да, именно такой звук был во сне.
- Что это?
- Что?
- Вот это, упало дерево.
- Это просел потолок в брошенной избе. Матица треснула.
- И ночью тоже?
- Ночью я сплю,- строго сказал Кирсеич.
- Простите.
- Нет, это вы меня простите, что я не могу зайти к Зубареву. Вам это вряд ли интересно, но мы по-разному смотрим на многие вещи.
