Деньги?! Что деньги?
Деньги надо зарабатывать, вкалывать, а не полагаться на государство с его полчищами чиновников.
— Воровское государство! — заорал дед, словно Прокурор на Процессе Века. — Все прогнило насквозь!
— Зато какой аромат! — парировал отец и засвистел носом от восхищения.
— Что делать? — Дед словно взошел на трибуну парламента. — Где порядочные люди? Где праведники у руля государства?!
(В ход пошла вторая бутыляга виски, кажется, рядовой «Chivas Regal», пил в основном дедуля.)
Продолжительное бульканье.
Вся эта болтовня приводила меня в ярость: взрослые люди, а рассуждают, как несмышленыши! Еще в четырнадцать, осваивая Льва Давыдыча, Че и Маркузе, я не сомневался: какой дурак отдаст власть (и миллиарды), если не приставят нож к горлу? Дед такой же филистер, как и папаня, даже хуже, ибо обличает режим и бездействует. В этом отношении прадед, революционер и каратель, выглядел безукоризненно, он не болтал зря, а живо ставил к стенке разную сволочь, сидевшую на шее у трудового народа.
Кстати, без прадеда не обошлось.
— Тут мне переслали один манускрипт, написанный рукою отца, — заметил дед Алекс. — Нечто, вроде исповеди о том, что он кого-то пришил. Кстати, и мне довелось кое-кого ухнуть. Ты его знал… это Челюсть!
— Да ты что?! — замахал руками отец. — Не может быть!
В этот момент я случайно зацепил стул, который грохнул, словно колокол, сброшенный с верхотуры собора на площадные камни. Отец проворно открыл дверь и вывел меня за руку на обозрение к деду.
— У твоего внука здоровые шпионские гены, глядишь, он ухватит за бороду вездесущего Усаму.
— How do you do? — молвил я по-светски, и легко поклонился, ощущая себя полным болваном.
В ответ мой визави обнял меня, пахнув еще не всосанными в кровь виски и одеколоном (кажется, «Легендарный Harley Davidson», старомодный, как и сама антикварная мототачка). Тут дед, лучезарно улыбаясь, разразился тирадой, которая пролетела на скорости сверхзвукового истребителя. Несмотря на оксфорды и мальтийские курсы, я толком не смог ничего усечь. Как потом оказалось, наш семейный шпик — очень подходило «spook» (непереводимо, но близко к стукачу) — балакал по-австралийски, напоминавшим странную помесь мурлыканья короткошерстного британского кота с мягкими стонами рожающей коалы.
Меня усадили на софу, всучив альбом офортов Гойи (посмотри Капричос и Десперадос, сказал отец, хотя всех этих ведьм и ведьмаков я изучил еще в семь лет), и я оживленно зашуршал страницами, притупляя бдительность простаков и востря уши до боли в затылке. Родители склонны недооценивать умственную хватку детей, которые не только ясно видят все их склерозы и неврозы, но и переводят в четкие тезисы, жидкие намеки и недомолвки.
