— Я слышал, как вы сейчас пели… У вас в репертуаре есть партия Марфы?[8]
— Нет, Марфы у меня нет.
— А вы давно работаете в театре?
— Нет, всего несколько месяцев.
— Сколько партий у вас есть?
— Четыре — Любаша, Полина, Шаманова в «Тане» Крейтнера и Амнерис. Но Амнерис я спела всего один раз…
— А где вы жили до Свердловска?
— Я москвичка, жила с родителями и сыном в общей квартире.
— Значит, в Москве у вас есть где жить. А почему бы вам не попробоваться в Большой театр?
— Я пробовалась дважды — меня не взяли. А в Свердловске мне дают все партии, какие хочу. Кроме того, театр дал мне комнату, всячески поддерживает меня, и будет неудобно уходить из него… — Я говорила вполне откровенно. После двух прослушиваний еще во времена консерватории у меня не было никакого желания пробоваться в Большой театр еще раз. Вот такой характер — не взяли сразу, так и не надо. И говорить теперь не о чем.
В Свердловске к этому времени у меня уже была своя комната, правда, в квартире было еще три семьи: режиссера нашего театра, артиста из детского театра и композитора Евгения Родыгина, впоследствии ставшего очень популярным автором многих песен, в том числе и «Уральской рябинушки». Дом был театральный: в нем жили артисты оперного и драматического театров, так что все были свои. Моя комната тогда казалась мне прекрасной, особенно если учитывать, что я долгие годы прожила с родителями и братьями в одной комнате, а когда вышла замуж, то мы ютились в комнатушке без окна, вход в которую был из кухни и в которую проникали все кухонные запахи. Помню, как я мечтала тогда жить в светлой, полной воздуха комнате. И вот в Свердловске моя скромная мечта осуществилась…
Александр Шамильевич Мелик-Пашаев, увидев, что я не выражаю особого желания менять что-либо в своей тогдашней судьбе, сказал:
— Если начинать, то надо начинать с больших партий и на большой сцене. — Этот выдающийся дирижер, прекрасный музыкант еще и уговаривал меня, только-только начавшую свою певческую карьеру!
В результате наш разговор закончился вроде бы ничем. Но это только внешне. Как я потом поняла, Александр Шамильевич не забыл его, не отказался от своей мысли, а продолжал внимательно следить за всеми моими выступлениями, новыми ролями.
Летом 1955 года я уехала на фестиваль в Варшаву. Это была моя первая поездка за рубеж, да, думаю, и для многих членов нашей большой делегации — тоже. Доехав до пограничного Бреста на поезде, мы потом добирались до Варшавы на автобусах. Помню, как нас подвезли к пограничному мосту, который мы перешли пешком. Это был очень волнующий момент — ведь большинство из нас впервые пересекали государственную границу своей страны. Рядом была Брестская крепость, о легендарном подвиге защитников которой мы узнали совсем недавно, благодаря публикациям и выступлениям по радио писателя Сергея Смирнова, инициатора поиска свидетелей и участников той героической обороны. В те годы многое для нас было внове, о многом мы узнавали впервые, многое стало возможным — «хрущевская оттепель» набирала обороты.
