Итак, диплом Московской консерватории я получила. Строить планы на будущее не пришлось: меня вызвал к себе проректор Г. А. Орвид (одно время он был директором Большого театра) и сказал: «Мы следили за вашим развитием и рекомендуем вас в аспирантуру». Когда я рассказала об этом предложении дома, родители были очень довольны — они считали, что быть аспирантом это хорошо, это серьезно. Им казалось, что все складывается удачно для меня и для них — нам не надо расставаться, мне не придется ездить с концертами на гастроли и надолго покидать дом.
Я смотрела на ближайшую перспективу не столь радужно. В моих планах не было намерений готовить себя к преподавательской деятельности. Дело в том, что в отличие от других аспирантур консерватории, аспирантура на вокальном факультете — это явный крен в сторону педагогики. Все это было бы хорошо, если бы я уже не думала об исполнительской деятельности.
Тем не менее я решила сдавать экзамены для поступления в аспирантуру — мне казалось, что за два года учебы в ней я смогу сделать многое, компенсировать то, что мне не удалось узнать, занимаясь на вечернем отделении. Но учеба в аспирантуре вскоре перестала меня удовлетворять. Я хотела петь, но в Оперной студии для меня не было работы: там уже во всю занимались выпускники следующего года. Им надо было готовить свои дипломные спектакли, и я оказалась там как бы лишней. Но все-таки мне удалось подготовить партию Леля в «Снегурочке» Римского-Корсакова.
Не заладилось у меня и в вокальном классе. Моему педагогу Л. Ф. Савранскому по статусу было не положено вести аспирантов, и я попала в класс Ф. С. Петровой. После нескольких занятий с новым педагогом и по незнакомой мне методике я стала чувствовать, что с моим голосом происходит что-то неладное. И хотя она говорила: «У вас голос — алмаз, который надо отшлифовать», я так запуталась в ее школе, что ничего не могла воспринимать — методика была отлична от той, к которой я привыкла в классе Л. Ф. Савранского. Ходить на занятия вокалом стало для меня мучением: я не могла и не хотела переучиваться, да и новая система была мне не по душе.
Промучавшись таким образом некоторое время, я пришла к Ф. С. Петровой и откровенно сказала: «Фаина Сергеевна! Не обижайтесь на меня, но я училась у педагога с другой школой. Переучиваться я не могу, да и нужно ли?..» Она меня сразу поняла и не стала возражать.
По камерному пению я перешла в класс профессора А. В. Доливо (там я готовилась к урокам с концертмейстером Р. И. Жив, которая сказала мне во время дипломного концерта такие хорошие слова). И хотя А. В. Доливо был замечательный знаток камерного репертуара, с ним у нас тоже не заладилось. Его замечания не совпадали с моими представлениями и с тем, как меня учила анализировать музыкально-поэтический текст Надежда Матвеевна.
