И он с восторгом читал и перечитывал арию баса, написанную Георгом Фридрихом на слова «Послания к коринфянам». Над нотами, которые мог сыграть на своем инструменте только самый искусный исполнитель, были написаны слова, чем-то напоминающие spiritual [42]:
The trumpet shall sound
And the dead shall be raised
Incorruptible, incorruptible,
And we shall be changed,
And we shall be changed!
The trumpet shall sound,
The trumpet shall sound!
[43]Уложив багаж, спрятав ноты в чемодан из толстой кожи с украшением в виде ацтекского календаря, мексиканец и негр отправились на железнодорожную станцию. Когда до отхода экспресса оставалось несколько минут, Хозяин выглянул из окна своего купе в Wagons-Lits Cook [44].
— Чувствую, ты остаешься, — сказал он Филомено, который, ежась от холода, топтался на перроне.
— Останусь еще на денек. Сегодняшний вечер для меня особенно важен.
— Представляю себе… Когда же ты вернешься на родину?
— Сам не знаю. Раньше поеду в Париж.
— Женщины? Эйфелева башня?
— Нет. Женщин всюду хватает. А Эйфелева башня давно уже не чудо. Разве что фигурка для пресс-папье.
— В чем же дело?
— В Париже меня будут называть monsieur Philomune, вот так, через «Ph» и с красивым акцентом на «е». А в Гаване я навсегда останусь всего лишь негритенком Филомено.
— Все может когда-нибудь измениться.
— Для этого понадобится революция.
— Боюсь я революций.
— Потому что у вас много серебра там, в Койоакане. У кого есть серебро, те не любят революций… А мы — нас много, и скоро мы станем массами…
Еще раз — который раз за века? — пробили молотками время мавры на Часовой башне.
— Может быть, я слышу их в последний раз, — сказал мексиканец. — Многому научили они меня за время путешествия.
— Вообще, путешествуя, многому можно научиться.
— Басилио, великий каппадокиец, святой и ученый муж церкви, утверждал в интереснейшем трактате, что Моисей приобрел немало знаний, пока жил в Египте, а Даниил превосходно разгадывал сны — сейчас это так модно! — потому что его научили этому халдейские прорицатели.
— Постарайтесь извлечь пользу из вашего путешествия, — сказал Филомено. — Я же займусь своей трубой.
— Ты остаешься в хорошей компании: труба напориста и решительна. Инструмент грозного и возвышенного звучания.
— Потому и трубит она в час Страшного суда, когда приходит время свести счеты со всеми негодяями и сукиными детьми, — сказал негр.
— Ну, чтобы покончить с ними, придется ждать конца света, — сказал мексиканец.
