Я видел это по ней. По крайней мере, мне так показалось.
…И вдруг оттуда неожиданно явилась та незнакомка, как бегущая по волнам, должно быть, с очень добрым сердцем, явилась из тайников памяти, которую я так долго искал.
И от своего открытия я не мог сдержаться в палате:
— Нашел! Вспомнил! Она!..
Ко мне заглянула молоденькая сестра.
— Кто? — не поняла сестра. — Вам плохо? Я сейчас уколю. Одну минуту.
— Не надо, мне хорошо! Она шла рядом с каталкой. Она!..
Сестра пожала плечами. Я не стал ей рассказывать о дочери Кати из Петрыкино, хотя у меня от волнения и прорвалось: «Валя! — Потом — Варя…»
Впервые в тот день я отказался от обезболивающего укола и просил моего строгого доктора выписать меня, утаив от него, как занят был воспоминаниями и долгими поисками голубого привидения все эти дни — оно отвлекало меня от мучительных болей.
«К чему мне приписать виденье это? — спрашивал поэт. — Сердцу и судьбе!»
— Да, — соглашаюсь я с поэтом.
И мой жребий спустя пятьдесят лет после войны — не исключение.
