— Абдугопур! Что, твой брат рос, не зная уздечки? — строго спросил самый важный бек, закуривая трубку, набитую табаком, перемешанным с опиумом.
— И не говорите, бегим… Как бы этот парень не привел сюда каких-нибудь бродяг с большой дороги, — поддакнул Заир, который всегда и во всем поддерживал своего бека и ходил за ним как собака.
— Рахимджан такой, с кем только не связывается, — добавил еще один холуй бека, иначе этого байского сынка и язык не поворачивался называть, — а еще учился в школе Дарнак, чему только там его учили?
— Все напасти наши от этого Дарнака! — со злостью пыхнул трубкой важный бек. — Эти проклятые короткополые многих детей мусульман сбили с истинного пути!
Все баи, беки, муллы и их приспешники не могли спокойно сидеть на месте при упоминании школы Дарнак. В первой половине двадцатых годов молодые уйгурские интеллигенты, побывавшие в западных странах и учившиеся, кто в России, кто в Германии, кто в Турции, возвратившись на родину, открыли светскую школу Дарнак. В ней преподавание велось на современном уровне науки, школьников знакомили с живописью и музыкой, всячески поощрялись занятия спортом.
Китайские власти встретили открытие школы с неприязнью. Быстро заручившись поддержкой местных богатеев и духовенства, применяя свой испытанный метод — «жарить мясо в собственном соку», — власти их руками уничтожили зачатки светского народного образования уйгуров. В тюрьму были брошены создатели Дарнака — Абдурахман-афанди, Хусаинбек Юнусов, Жиржис-ходжа и другие. А Хелил-афанди, Нури Разиев, спасаясь от репрессий, бежали в Советскую Россию. Передовая, высоко поднявшая факел просвещения уйгурского народа школа Дарнак просуществовала недолго. Но зерна, брошенные на благодатную почву, проросли. И те молодые люди, кто успел получить образование в этой школе, теперь сами стали проводниками культуры и образования. Они играли важную роль в пробуждении национального самосознания, поэтому реакционные власти зорко следили за ними и нередко подвергали гонениям.
Рахимджан Сабири учился в Дарнаке. Юноша с открытым сердцем, чистыми и светлыми помыслами, он мало походил на своих здешних сверстников из богатых семей.
…Рахимджан вернулся в беседку, ведя с собой Гани и Махаматджана. Полупьяные гости хмуро косились на них. Гани спокойно поздоровался с Жами-тамбуром, не дожидаясь приглашения, сел к столу и намеренно громко сказал другу:
— Ты чего стоишь? Если твоего тестя здесь случайно не оказалось, так ты, что же — сесть себе не можешь позволить? — При виде пиршества чваных и наглых богатеев перед мысленным взором Гани сразу же возникла фигура Зайнап в покоях сына шанъё и вся сцена ее освобождения.
