Смерть геронтолога | страница 42
Боря с Нюмой идут за Авивой. По другой стороне улицы. Как заправские сыщики. Авива легка на ногу несмотря на видимую полноту‚ она покачивает на ходу бедрами‚ и это вызывает глубинные ощущения. Вызывает у Бори‚ вызывает у Нюмы. Они видят‚ как Авива заходит в подъезд‚ а заодно и прочие люди‚ нарядно одетые‚ с коробками‚ обернутыми в цветную бумагу‚ с пластиковой розочкой на боку. У Бори в глазу загорается интерес: "Тут что?" – "Не знаю". У входа в зал стоят счастливые родители‚ принимая поздравления. Гостей много. Гости выстраиваются в очередь‚ и кое-кто – не очень‚ видно‚ узнаваемый – разъясняет на подходе: "Каров мишпаха... Каров мишпаха..." – "Что это значит?" – шепчет Кугель. "Это значит – родственник". Они подходят к родителям. Боря говорит за двоих: "Каров мишпаха" и незамедлительно проходит в бар‚ который ожидает на входе. Виски‚ джин с тоником‚ вермут с апельсиновым соком‚ маслины без косточек, кусочки сельди на палочках‚ вдоль нарезанные морковки и блюдо тхины‚ в которую макают сухое печенье; мальчики в черном разносят на подносах фалафельные шарики и сосиски в тесте. На церемонии обрезания Боря с Нюмой стоят ближе всех и всё видят: что отрезают‚ кому и сколько. Потом гости усаживаются за столы‚ подносят из кухни нескончаемой чередой – рыбу в тесте‚ курицу порциями‚ мясо ломтями‚ фаршированные перцы‚ рис‚ салаты‚ тертые яблоки с грецкими орехами. Все едят и скачут под музыку; Боря скачет тоже‚ выбрасывая на стороны тощие ноги с раздутыми коленками. Но Нюма Трахтенберг не скачет. Нюма высматривает среди гостей соседку свою Авиву. Авива тоже не скачет. Она узнает Нюму‚ кивает ему‚ как старому знакомому. Это приятно. И это наводит на размышления.
За столом поодаль сутулится старуха-бродяжка. Сумки стоят возле стула. Локти топырятся на стороны‚ оберегая завоеванное пространство. Беззубые десны трудятся над куриной ногой. Говорит вдруг: "На черный день копишь?" Пышнотелая соседка опасливо оглядывает страховидную старуху: "Коплю..." – "Дура. Чернее уже не будет". Догладывает куриную кость‚ подбирает гарнир до невидной крошечки‚ допивает сок из бокала: "Дети есть?" – "Дети есть". – "Храбрая какая..." Соседка отодвигается и отодвигает тарелку. А возле Нюмы разгораются страсти. Мужчина с брюшком‚ напрыгавшись до упаду‚ отваливается после обильной еды. Мужчину не устраивают нынешние министры‚ экономика с биржей‚ евреи-арабы‚ прочие несообразности: возможно‚ он прав. "Балаган‚ – говорит мужчина. – Кругом балаган. Везде и во всем". Голосовал за левых. Голосовал за правых. Потом за какой-то список‚ который никого не представлял и никуда не прошел. Это его раздражает. Вгоняет в неизлечимые неврозы. Старит и разрушает. "Почему я должен беспокоиться? Ну‚ почему?.." Опять он прав. "Торчать по вечерам перед телевизором‚ выуживая глупости по всем каналам? Ругаться‚ ссориться‚ выбирать омерзительных единомышленников и терять прелестных друзей? Не хочу так. Не хочу – не буду!" Его слушают сочувственно. Ему поддакивают. Велик‚ сокрушаются‚ очень уж велик заряд на малом пространстве: кому это под силу? Мы ориентированы‚ говорят за столом‚ развернуты помимо желания магнитными стрелками – юг-север. Глухи, слепы и несвободны. Крикуны верховодят на сборищах в наготе обещаний. Увещевающих обзывают несведущими. Примиряющие отсиживаются по домам‚ себя не являя. Путаются понятия. Громоздятся несогласия. Мерзеет экран телевизора. Что же мерзеет на самом деле: жизнь или ее отражение? "Знаете‚ что нам нужно?" – спрашивает мужчина. Никто за столом не знает. "Нам нужен диктатор". Пауза. "Не надо диктатора"‚ – просит Нюма. Возможно‚ он тоже прав. "Надо. На пять лет. Сплотить воедино в строгости и повиновении". – "Не надо диктатора. Мы уже нахлебались. Поверьте нашему опыту". – "У вас было плохо‚ – говорит мужчина‚ распознав по Нюминому акценту страну прежнего пребывания. – Дико и безумно. Ненавистно и отвратительно. У нас будет иной диктатор". – "Не бывает иных диктаторов". Авива смотрит издалека‚ и это придает храбрости. "Кому помог чужой опыт?" – спрашивает Нюма. Одни вечно пишут книги по истории. Другие вечно их читают. И жизнь предыдущих им известна. И идеи. И лозунги не изменились: где взять иные лозунги? Гремят марши. Шагают колонны. Чужой опыт не упрячешь за пазуху‚ но кто-то остерегает‚ кто-то вечно остерегает слабым‚ надорванным криком: "Не идите туда! Там мы уже были. Только что оттуда!" А они шагают. Шагают и шагают... Приносят кофе в маленьких чашечках‚ приносят желе на блюдечках‚ шоколадные муссы в розеточках‚ крохотные‚ на укус‚ пирожные. Эти русские: как они многословны!..