Разве можно было сравнить счастье от появления Гоши с теми чувствами, которые испытывала Антония при рождении дочери? Это как попытаться сравнить солнечный день и чернильную ночь, жаркое приморское лето и сибирскую зиму. Масик вовсю работал, делал журналистскую карьеру, а Антония ходила беременным слоном (разнесло её на второй беременности-то!), с отёкшими ногами, покалываниями в сердце и с плохим настроением. Да ещё два зуба потеряла на этой беременности. Потом роды… Разочарование: дочка родилась вовсе не безусловной красоткой всем на зависть, отнюдь. Обычный младенец без кукольных ресничек и задорной веселости в нраве с самого начала. Крикунья, кряхтунья, всё этому младенчику было не так…
Или это у неё, у Антонии всё было не так, как в первый раз? Кто знает? Кто её поймёт, кто способен понять всю ту сумятицу, что бушевала в её душе тогда, много-много лет назад, когда жизнь поломалась пополам и поделилась на то, что было до — безусловное счастье, восторг, упоение, любование, гордость — и после — неуверенность, страх, сомнения, боль… Кому это расскажешь, объяснишь, кто может посочувствовать?
Ужас в том, что с некоторых пор до Антонии стало доходить: Таська это всё поняла. По-женски поняла, правильно. Но не от неё ждать матери сочувствия в данном случае, ой, не от неё!
Как, в какой момент она, Антония, поняла, что Гошка… не получился? Что похерил все её надежды и упования на самого красивого и умного мальчика? Ведь она беспрестанно ему повторяла:
— Тебе дано больше, чем другим. Ты многого достигнешь, ты — самый-самый!
Он поверил. Он верил. И это явно придавало ему сил. Что же пошло не так, когда, в каком месте, почему? Почему он стал так много пить, почему метался по этой жизни, как зверь, не находящий своей берлоги? Почему то начинал писать прозу, то бросал, то кидался в медицинскую науку, то вдруг презирал всю науку и свою прекрасную медицинскую специальность заодно?
Антония часто вспоминала его молодым, красивым, статным! Девки от него млели: губастый (не в Антонию, в своего отца), отрастивший щегольские усики, с масляным прищуром из-под длиннющих ресниц… Бровь вечно иронически изогнута, левый глаз полуприкрыт — загляденье просто! Остроумен, начитан, умён. Она любовалась им тогда…
…Когда он вваливался к ней пьяный и начинал тянуть свою обычную нудьгу про то, какой он классный врач и какие у него дивные мозги, Антонии хотелось ему врезать прямо по красивой физиономии!
