Подытоживая впечатление от судебных подлогов, Седов писал: «Волосы становятся дыбом на голове, когда читаешь это сталинское издание „Бесов“». Далеко не случайным он считал тот факт, что главными носителями этой бесовщины выступали лица, до Октябрьской революции ожесточённо боровшиеся против большевиков. Напоминая, что в 1917 году Вышинский был правым меньшевиком и подписал приказ об аресте Ленина, Седов отмечал: «Враг большевизма и Октября, требующий голов вождей большевизма и Октябрьской революции. Это ли не символ!». Сам факт назначения Вышинского обвинителем являлся тягчайшим оскорблением для подсудимых.
Не менее характерен пример Заславского, который в 1917 году зарекомендовал себя продажным журналистом, с особым остервенением распространявшим клевету о Ленине и Троцком как германских агентах. В ленинских статьях этого периода десятки раз встречались характеристики Заславского как «клеветника» и «негодяя шантажа». «А кто сегодня пишет в „Правде“ статьи с травлей Троцкого как агента гестапо? Тот самый Заславский! Это ли опять-таки не символ» [162].
«Бесовщину» Седов усматривал и в том, что Пятакова и Радека, в дни процесса требовавших расстрела подсудимых, спустя месяц начали готовить к суду по обвинению в тех же самых преступлениях. «Ещё не успели высохнуть чернила на проекте новой сталинской конституции, как один из главных её редакторов — Радек — выдаётся на расправу другому её редактору — Вышинскому. Выработав „самую демократическую конституцию в мире“, авторы её отправляют друг друга на гильотину» [163].
Раскрывая призрачность и тщетность ожидания демократических перемен после принятия новой конституции, Седов писал: «Да ведают имеющие иллюзии — как бы говорит Сталин,— что демократизм конституции заключается в том, что избирателям и съездам даётся право голосовать за меня. А кто не за Сталина, т. е. не за бюрократию с её привилегиями, тот троцкист — сиречь террорист, того мы расстреляем в 24 часа» [164].
Описывая политическую эволюцию сталинского режима, Седов напоминал, что ещё десять лет назад Сталин публично заявил своим оппонентам из оппозиции: «Эти кадры (т. е. правящую верхушку.— В. Р.) можно снять только гражданской войной». Этими словами он ясно показал, что отвергает любые уставные и конституционные способы смены своей клики и ставит её над партией и рабочим классом. Теперь он перешёл к превентивной гражданской войне против всех недовольных его господством. На этом пути он объединил методы средневековья с методами политических провокаций и подлогов, практиковавшихся реакционными силами на протяжении последних десятилетий. «Скоро сто лет, как мировая полиция изощряется в такого рода делах — ещё до Бисмарка и Наполеона III — но каждый раз только обжигала себе пальцы! Полицейские фальсификации и махинации Сталина вряд ли превосходят другие образцы того же творчества; но он дополнил их — и как дополнил! — „признаниями“, вырванными у подсудимых бесконечно усовершенствованными методами инквизиции»
