Со скуки я заговорил первым. Я и раньше любил потрепаться с людьми. Но, прокручивая раз за разом нашу беседу, я думаю – эх, не надо было этого делать.
Она сразу поняла, кто я такой. Если у человека горе, ему проще поверить в чудо, схватившись за соломинку: иначе придётся в одиночку накрыться своим ужасом, как бетонной плитой. Я уже забрал у неё троих детей – девочку и двух мальчиков. И не поверишь, впервые за всё своё существование я испытал неловкость и даже стыд. По той причине, что снова явился к отчаявшейся матери за ребёнком, ворочавшимся в её чреве девять месяцев. Она подняла ко мне лицо – со лба на нос и щёки стекала кровь. Женщина разбила голову о каменные плиты, умоляя небо пощадить несчастное новорождённое дитя, – ведь оно никому на белом свете не сделало ничегошеньки плохого. Но облака молчали. Она потеряла свои надежды.
– Уясни, дорогая Клара, – вкрадчиво сказал я ей. – Это его судьба. Так предначертано. Ты веришь в ваших богов? Наверное, они тебя наказывают.
– За что мне божья кара? После смерти я не попаду в ад – я живу в нём… – Она уже не говорит, а тихонько скулит, как животное. – Мои дети умирают, муж избивает меня, вся моя жизнь – унижения, уборка и готовка. Этот ребёнок – последняя отрада, свет в моём окне, утешение и любовь. Он крошка, он так мил и беззащитен, и я трясусь от ужаса, видя, как он заходится кашлем. Он очень слабенький.
Она вцепилась в мой фрак, глядя с мольбой.
– Господин Смерть… пожалуйста, я прошу… не забирайте моего мальчика.
– Поразмысли, Клара, – пытаюсь объясниться я. – Я ведь не палач и не маньяк, убивающий ради удовольствия. Я прихожу лишь к тем, кто и так должен покинуть этот мир – согласно судьбе, обстоятельствам или прочим вещам. Я правда не знаю, отчего твои дети умирают один за другим. Возможно, ты и сама не захотела бы обладать подобным знанием. Смирись. Попробуй утешиться в монастыре, это у вас популярно. Нет счастья в материнстве – может быть, найдёшь его в одиночестве и молитвах.
Можно говорить что угодно – она не слышит.
– Он такой маленький, – из глаз целым водопадом низвергаются слёзы. – Мне очень страшно. Мальчик смотрит на меня с немым укором. Он чувствует, что умирает. Господин Смерть, если он умрёт, – приходите и за мной. Я не стану жить после его кончины, наложу на себя руки. Удавлюсь или брошусь в реку – вот как хотите.
Бедная женщина. Она пытается меня напугать. Да я души целых орд кочевников укладывал лезвием косы за один присест, а тут – ребёнок и мать. Ерунда простейшая, заберу и не замечу. В глубине сознания я проклинаю себя, что подошёл к ней. Моё ли это дело? Забрать две души – справится и самый бездарный
