Для газеты "Завтра" и для всего патриотического движения, в котором есть и коммунисты, и православные, и мусульмане, и радикалы-модернисты, он выполняет ту роль, которую когда-то выполнял владыка Иоанн Санкт-Петербургский и Ладожский. Он — удивительное явление в современном православии и духовной жизни всей нынешней России, и он в высоком смысле блаженный человек. Он напоминает чем-то Иоанна Богослова, который в глубокой старости одряхлел, ослабел плотью, но так возвысился духом, что только ходил, опираясь на трость, и говорил всем: "Братья, любите друг друга".
Проповедь отца Дмитрия, она с нами, она у нас на устах. В день его 80-летия мы желаем ему духовной крепости, а главное, чтобы он не оставлял нас своей любовью.
ВЛАДИМИР ЛИЧУТИН, писатель
Я уже года два не видел отца Дмитрия Дудко, и вот узнал, что батюшке восемьдесят. Он бывал у меня на городской квартире, кропил водою с просяного веничка, густо брызгал в наши лица, чтобы изгнать прочь всякую нечисть, святил углы, чтобы уличные хвори пореже заползали к нам во всякие щелки. А после приезжал с крестильней своею и церковной стряпнею и, облачившись в священническое, погружал в воды и сына, и крохотную дочь. Помню робкое сияние свечей на подоконнике, блестящую, как бы лаковую просторную лысину батюшки, похожую на пасхальный куличик, серебряные кудерышки волос на затылке и седую кудель бороды, и строгие, какие-то нежные и вместе с тем необычно серьезные, вдохновенные глаза за тонкими очечками, попеременно переводящие взгляд на каждого из нас, тесно столпившихся на кухне, похожих на крохотную дружину. И каждый из нас, кто оказался в эту редкую минуту, тоже участвовал в требе, тоже замирал душою при виде таинства, испытывая ни с чем не сравнимую радость. Боже, какой это был праздник, и мы, уже седеющие, изрядно пожившие, готовно поклонялись батюшке.
Что-то похожее есть в батюшке с Иоанном Крестьянкиным, псковским старцем. Тот же мягкий, обволакивающий, сердечный голос, невнятная скороговорка внешне необязательных слов, в которых нет нужды, кажется, и вникать, ибо сам сокровенный смысл в глубине, который понимается не столько умом, сколько наитием.
Батюшка мягок, как сдобный пирог, лишь внешне, но внутренне он тверд; он всегда, как солдат в дозоре, стоит на службе у Спасителя и не только бодрит паству, подымает от духовной спячки, но и постоянно вострит себя. Бывшие партийцы и всякая образованщина, что прежде отиралась при Кремле, откусывая жирного пирога, ныне кипят нарочитым отвращением и брезгливостью к прежней власти, хохочут и глумятся над нею, вроде бы забыв пиры и сладости, из кожи вон вылезают, чтобы их заметили новые временщики-царедворцы. А наш батюшка, скорбно сидевший в арестантских бараках и перенесший много наветов, не ожесточился, никого не честит и не клянет, не заставляет каяться, но, понимая весь ужас ныне случившегося, весь пьяный угар шабаша, как истинный русский, нисколько не поступаясь совестью и христианскими заветами, отдает голос на выборах за Зюганова, видя в нем православного, по сути своей радетеля "за сирых и оскорбленных".
