Сказитель из Марракеша | страница 73



— Таково волшебство Джемаа, — подытожила Хадиджа. — Джемаа — это Магриб в миниатюре. Однако она больше, чем место встречи, ибо, если ты окажешься здесь ранним утром, когда первые солнечные лучи нисходят на ее лик, то поймешь: Джемаа способна внушать умиротворение, какое вряд ли где еще найдется. Счастье с привкусом печали; редчайшее из наслаждений; в нем-то и заключается ее особый дар.

— Значит, Джемаа представляется тебе женщиной? — спросили в толпе.

— Джемаа представляется мне прекрасной женщиной, — подтвердила Хадиджа.

— Может, столь же прекрасной, как пропавшая чужестранка? — добавил я весьма дерзко.

— Почему тогда ты не расскажешь, как встретился с чужестранкой? — продолжал тот же голос.

Я рассмеялся — настойчивость позабавила меня.

— Очень хорошо, — отвечал я, — сейчас расскажу. Я прощаю тебе нетерпение, ибо такова моя роль.

Зеркало

Я уже собирался продолжить, но был прерван.

— У меня есть что добавить, — воскликнула неизвестная женщина. — Дозвольте, я расскажу. Вдруг это важно?

Все обернулись к говорившей, и она, немолодая, полная достоинства сельская жительница, густо покраснела. Она была одета в широкую, уже не новую фоуту — платье в красно-белую полоску, какие традиционно носят уроженки Рифа. На Джемаа эта женщина казалась неуместной; что-то она тут делает, тем более ночью?

— Милая сестра, — сказал я, — вижу, ты не из наших краев. Какая надобность завела тебя столь далеко на юг?

— Горячие детские слезы вели меня, — отвечала женщина. — Мой сын с невесткой живет в Марракеше, днем оба работают. Я приехала присматривать за внуком, их первенцем. Но сейчас это не важно. Я перебила тебя, ибо мне есть что добавить про злосчастную ночь на Джемаа.

— Ты была в ту ночь на Джемаа? — изумился я.

— Была, была, — закивала женщина. — Я тогда работала в отеле, где остановились чужестранцы, напротив мечети Кутубия.

Женщина изъяснялась на диалекте тарифит, распространенном в горах Рифа; речь была торопливая, выговор — провинциальный; она перескакивала с одного на другое, будто слова не поспевали за памятью и она боялась вовсе позабыть какую-нибудь подробность.

— Я работала ночной горничной, — рассказывала женщина. — Чужестранцы остановились в четырнадцатом номере, на третьем этаже, с окнами на бульвар. В ванной барахлил кран, и управляющий отправил меня туда с ведром воды. Я постучалась, меня пригласили войти. Молодая госпожа лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. То ли была огорчена, то ли нездорова. А может, даже и плакала. Я сразу шмыгнула в ванную, чтобы не смущать госпожу. Нас так учат: надо стараться быть невидимой, не раздражать клиентов своим присутствием. Только, хоть чужестранцы и шептались, я все равно уловила суть разговора. Они ссорились; насколько я поняла, госпожа хотела пойти на Джемаа, в то время как господин был против. Каждый настаивал на своем, никто не уступал.