— Еще бы, — усмехнулся Ахмед. — Ты помешался на девчонках.
— А что в этом плохого? У меня здоровый интерес. И вообще, я не ребенок, мне уже четырнадцать.
— И все же гроза — красивая, — невозмутимо повторил я. Закурил, предложил сигарету Ахмеду, а Мустафе не стал предлагать.
— Эй! А я что, не в счет? — возмутился Мустафа.
— Право на сигарету нужно заслужить, — заметил Ахмед. — Это тебе не обычная привилегия, для которой достаточно достигнуть определенного возраста.
— Отлично, — сказал Мустафа. — И что же надо сделать?
Ахмед хихикнул.
— Потерять невинность, вот что!
— Ишь ты! — отвечал Мустафа. — В таком случае я тут единственный, кому можно курить.
Мы вытаращили глаза. Ахмед спросил, не шутит ли Мустафа.
— Почему вы мне не верите?
Ахмеду, не имевшему убедительного ответа, оставалось только замолчать.
Я почувствовал необходимость спасти его и, откашлявшись, спросил:
— О чем ты говоришь, Мустафа?
— А как ты думаешь?
— Мы тебе не верим, — заявил Ахмед. Однако не выдержал: — С кем ты переспал?
— Со всеми девчонками, — расплылся в улыбке Мустафа.
— Где? У нас в селении?
— А где же еще?
— Ахмед! Мустафа! — осадил я. — Ведите себя прилично.
Ахмед не слушал.
— Тогда назови их поименно.
Мустафа принялся загибать пальцы:
— Салима, Зюбейда, Дойя, Худа… Всех и не упомнить.
— Что за чушь! — перебил я.
— Так вот зачем он околачивается у пруда, — презрительно бросил Ахмед.
Мустафа принял вид оскорбленной добродетели.
— Ничего подобного, я у пруда не «околачиваюсь». Просто мне не нравится наш ледяной ручей. В пруду вода приятнее.
— Наверно, ее нагревают горячие сердца твоих многочисленных поклонниц, — съязвил я.
— Не исключено, — согласился Мустафа, потупившись.
— Бесстыжий ты, — констатировал Ахмед и сплюнул. — Небось переспал заодно и с Хайат, Шеймой и Зайной! — Ахмед наобум назвал имена своих ровесниц.
— Помилосердствуй! — воскликнул Мустафа. — Не такой уж я неразборчивый. Хайат — толстая, Шейма — косоглазая, а у Зайны борода растет.
— Дурак ты, — гнул свое Ахмед. — Неправильно приоритеты расставляешь. У отца Хайат куча денег, отец Шеймы — ростовщик, а братья Зайны держат таксопарк в Тафилалете. В конце концов, значение имеют только деньги.
— Деньги нельзя трахать, — грубо заметил Мустафа.
— Зато в них можно купаться, — не смутился Ахмед. Помедлил секунду и на сей раз без небрежности назвал по имени девушку, к которой, мы знали, был неравнодушен: — А как насчет Малики?
— Расслабься, — отвечал Мустафа. — Она вся твоя, как только дозреешь.
