Эх, Антон! | страница 4
Добыть от крестьян какие-либо сведения о поджигателях нет никакой возможности». В селе Спасском «дом, где помещается урядник, сожжен, после чего урядник не мог себе ни у кого из крестьян найти квартиру» (дело 1902 г. № 217).
Жандармские власти не видели, а верней, сознательно не хотели видеть, что дело было не в шайке, а в том, что вся крестьянская масса, весь обездоленный народ не мог дальше сносить нищеты и гнета и поднимался на борьбу.
Начало революционной работы в Спасско-Александровском было положено еще в 1894 году, когда мною был организован первый подпольный кружок. Члены этого кружка, крестьяне Иван Кагин и Федор Вдовин, попали в 1897 году в тюрьму за найденную у них нелегальную литературу: «Пауки и мухи» К. Либкнехта, «Кто чем живет» Дихштейна и др.
Ко мне подходит весь седой — как обомшелый пень — старик Игнат, вглядывается слабыми щурящимися глазами и крепко пожимает руку.
— Помнишь меня, Алексеич?.. Я — Игнат…
Игнату семьдесят лет с залишком. Он — единственный из «стариков» революционного кружка, доживший до сегодняшнего дня.
— Ну, как не помнить, — говорю я. — У тебя же в избе собирались читать «Хитрую механику».
— Вот-вот, — смеется добродушно Игнат. Серое лицо его, исковырянное морщинами, приходит в движение. И курни бровей добродушно ноднимаются на лоб.
— Меня из-за этой самой «механики» жандармы на допрос тягали… Я говорю, что грамоте, мол, не обучен, азов не разбираю. А жандармский в ответ: «И не надо грамоту разбирать, чтобы против царя бунтовать. Какие книжки в твоей избе читали?» Притворился я непонимающим, вроде Ивана Бесхфамильного… Какие, говорю, книжки?.. Ну, побаски всякие… Еруслана Лазаревича читали… Бову-королевича тоже… Затопал следователь: «Ты, говорит, мужлан, глаза нам пылью не пороши!.. Знаю я, какого Бову-королевича…»
Взмывает общий смех… Молодчина Игнат! Ловко придумал.
От разговоров о революционной работе невольно переходим к воспоминаниям о взаимоотношениях с помещиком Николаем Сергеевичем Ермолаевым.
При так называемом «освобождении» крестьян, которое, как выразился Ленин, было «бессовестнейшим… грабежом крестьян, было рядом насилий и сплошным надругательством над ними»[1], деревня Спасско-Александровское получила так называемый «нищенский надел». Арендная цена на землю дошла потом до двадцати четырех — двадцати шести рублей за десятину, часть земли брали исполу и с отработками, а сверх всего прочего за прогон скота по барской дороге отрабатывали Ермолаеву шестьдесят десятин.