Покурили, Евгений? Так быстро?
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся, ест.) Покурил. Так быстро. Мне интересно, про что вы разговариваете. Всё чётко. Давайте дальше.
ЛЮДМИЛА. Можно, да? Спасибо. Ну вот. Тут вот у них за стенкой такая странность, они какие-то — ну, не знаю. Два парня, а с нами не общаются. И, вы знаете, такие крики по ночам устраивают. У них совершенно отсутствует человеческий фактор, ну, в смысле, что люди спят. Всё время вдвоём, женщин к ним не ходят, а крики по ночам. Репетируют, что ли, что-то балетное?
ЕВГЕНИЙ. (Ест.) Это они гомосексуализм задвигают.
ЛЮДМИЛА. Вы подъели всё? Тут взрослые говорят, шли бы с Анжелочкой гулять, а?
ЕВГЕНИЙ. А что? Это знают все. Эктив и пэссив.
ЛЮДМИЛА. Ну, вы будете говорить или я? Говорите, пожалуйста. (Послюнила палец, трёт пятно на подоле платья.)
ВАЛЕНТИН. Это правда. У нас в Краснодарском крае это сильно распространено, просто эпидемия какая-то. (Ест.)
ЛЮДМИЛА. Как — правда? Какая правда? Разве? (Пауза.) А я как-то даже и не соединила. А правда? Отчего там кровать скрипит, крики, думаю, а оно…
ЕВГЕНИЙ. Думали — загадка природы. А это очень просто открывается! (Хохочет.)
ЛЮДМИЛА. Да нет, ну вас. Два парня, два Серёги и с такими кольцами в ушах, как у вас, Валентин Иванович, нормальные они такие… Да нет, нет, нет!
ЕВГЕНИЙ. Да — да!
ВАЛЕНТИН. А про меня — нет, нет, не надо. Я — с другой платформы.
ЛЮДМИЛА. (Помолчала.) Ну, они съезжают, сегодня вечером, говорят — в Америку, пусть, от них нам толку нету. Про что это я говорила? А, вот! Бабушка на кровати, мама на диване. Я тоже с нею, он раскладывается, раньше вместе с Анжелочкой спали, а теперь она выросла и спит на раскладушке, тут её рассупониваем, посередь комнаты, стол сдвигаем и вперед, храпака. (Смеётся.) Шутка. Так что мест тут спать совершенно нету. А у некоторых семь комнат. Завидно. (Пауза.) Ну, неужели — правда, про квартирантов, а? Изврат какой, а? Мы их взяли, чтобы, а они… О чём это я говорила?
ВАЛЕНТИН. Про Краснодарский край и про Кавказ мы говорили, Кавказ.
Евгений взял сигарету из портсигара, отодвинул диван с Энгельсиной, смеётся на ходу, вышел на балкон. Хлопнула дверь подъезда, Людмила вздрогнула.
ЛЮДМИЛА. Да какой там Кавказ, Валентин Иванович. Вокзал. Ну, что вот оно смеётся и смеётся, а?
АНЖЕЛИКА. Мама!
ЛЮДМИЛА. Оно меня раздражает прям до белого каления! Ну, сменим тему, эта очень грустная. Я всё про одно, я про то, что мне бы зацепиться только, а я живучая, выживу. Должна я когда-то для себя пожить. Дочка у меня вот Евгения нашла, зараза два раза. У нас тут все девчонки в округе с солдатами дружат, а моя — ни-ни, и не пьёт даже, в рот — ни-ни. Раньше не дружила ни с кем, но время подошло, видно. Мы жили всё время без солдатиков. Какие нам солдатики? Нам уже солдатики в глазах прыгают, они вон уже на крышу лезут, учуяли, что тут девушка есть, пахнет им будто, коты мартовские, гроздьями прям висят, паскуды, хоть бери метлу и разгоняй. И мыши тут.
