— Наслаждайся, сколько сможешь.
Наш обмен мнениями и Три вопроса все еще звучали в моей голове на следующий день, когда я лежал в постели Хуаны в ее пустом доме. После того как отец Хуаны оставил меня в покое в то утро, мы начали встречаться у нее — там, где жил я, было слишком тесно. Пока я, лежа на спине, размышлял о том, как же это неудачно, что я в нее не влюблен, Хуана развлекалась с моим прибором. Иногда она позволяла ему скользнуть в рот, чавкала и причмокивала, будто бы ей дали настоящее лакомство. У Хуаны была менструация, то, что моя мама называла «больным животом», и то, что дочь врача не считала нужным называть завуалированным именем. В это время у нее пропадало желание к половым сношениям, хотя, по ее же словам, это было совершенно безопасно. Но заботливая девушка тем не менее понимала, что мое желание не зависит от фаз луны, что оно так же сильно, как обычно, и ее несомненной обязанностью является щедро и охотно его удовлетворить.
Если честно, я был слегка шокирован и, поглядывая на то, что она делает там, внизу, на голову с копной непослушных темных волос, ходившую вверх-вниз, иногда на ее мягкие губы, обхватывавшие мой эрегированный член, воспринимал это как нечто нереальное. Я не был подготовлен к тому, что молодые женщины делают такое — во всяком случае, не добропорядочные дочери врачей. Вряд ли этому научил ее отец, и вряд ли он поощрял ее к тому, чтобы она сосала мужской пенис, скорее это входило в понятие, называемое им «рабской моралью».
«Наслаждайся, сколько сможешь», — сказал Армандо. Конечно, я наслаждался происходящим, как в тот день, так и много раз позже. В том, чтобы быть любовником Хуаны, было что-то шикарное, я чувствовал себя избранным и привилегированным. Она дарила наслаждение так же естественно, как и брала. Какое-то время казалось, что мы были на одной волне, настроены на один эротический радиоканал. Случайное прикосновение, если, например, мой локоть касался ее, когда мы входили в дверь, могло породить вулканический взрыв вожделения, который нелегко было погасить. А иногда, когда погасить его было совершенно невозможно, мы бросались в постель и я заключал ее в объятия, издавая тяжелые утробные стоны. Хуану было нетрудно уговорить, но, честно говоря, я не припоминаю, чтобы кто-нибудь из нас уговаривал другого.
В то время как она играючи выполняла свои обязанности, Хуане захотелось поведать мне одну историю. В ней рассказывалось о подруге и ее вероломном возлюбленном, и все это до ужаса напоминало о том, что поверял мне Армандо. Может быть, мужчина, о котором говорила Хуана, был Армандо? Мне не удавалось сосредоточиться на ее рассказе.
