А он ломал руки, считая дни.
Четверг, десятое апреля, помещение для свиданий.
— У меня хорошие новости.
Реверди вздохнул:
— У тебя всегда хорошие новости.
Вонг-Фат не дал сбить себя с толку:
— Мы прошли новый этап. Мы…
— Ты знаешь, что меня интересует.
Джимми прикусил губу. Жак прочел в его глазах разочарование, и это его позабавило. Китаец ревновал.
— Вы о письмах? Я их принес. Я…
Жак сделал красноречивый жест. Адвокат вывалил на стол конверты. Их стало меньше. Следствие войны. И атипичной пневмонии. Или даже привычки: в Европе его уже стали забывать.
Он быстро перебирал письма. Прикрыл одно из них рукой. Он узнал почерк. В этот момент от вида вскрытого конверта ему стало не по себе. Он понял сигнал: он больше не в силах выносить это нарушение интимности — «их» интимности.
Он взял письмо от Элизабет и отодвинул остальные:
— Перенесем встречу на завтра.
— Жак, ваш процесс начнется через несколько недель и…
Реверди резко встряхнул свою цепь, чтобы охранник пришел и освободил его.
— Завтра, — повторил он. — Я попрошу тебя об одной услуге.
— Какой услуге?
— Завтра.
Снова сумерки.
Невозможно спрятаться в привычном убежище.
В эти часы душевые были заняты. В «мирные вечера» голубые уходили туда и предавались любовным играм. В «вечера Рамана» на такое никто не отваживался.
Он не мог укрыться и на кухне: как можно читать письмо, вдыхая ароматы прокисшей жратвы! Он решил вернуться в камеру; лучше уж закрыться там и остаться без ужина.
Реверди обогнул центральные строения, прошел вдоль блока «С» и задержал дыхание, приближаясь к блоку «D». Там находилось то, что он называл «стеной плача». Своего рода терраса, выходившая на пустырь, где ловили клиентов тайские трансвеститы. Большая часть заключенных не имела средств, чтобы заплатить за настоящее свидание, поэтому они оставались за стеной и, с напряженными лицами, с согнутыми коленями, онанируя и раскачиваясь, как эпилептики, не сводили глаз с выряженных в юбки трансвеститов. Реверди с радостью бы направил на это сборище струю из огнемета, просто чтобы вернуть человечеству хоть немного достоинства.
Дойдя до блока «В», где находилась его камера, он поднялся по лестнице и пошел по боковому балкону. Пролеты были затянуты сеткой, чтобы предупредить попытки самоубийства. В ячейках этой сетки постоянно запутывались и погибали птицы. Он прошел вдоль коридора. Там звучала разнообразная музыка, эхом отдававшаяся от стен — от жесткого рэпа до слащавых романсов. Заключенные сидели группами на порогах открытых камер, играли в карты, продавали наркотики, вели бесконечные разговоры. Испарения их пота реяли в воздухе, как дурно пахнущий туман, клейкой влагой липнувший к босым ногам.
