— С чего вы взяли? Конечно нет.
— Конечно нет? — Он повторил ее слова медленно и недоверчиво. — Не нужно нервничать. У вас есть работа и можете совершенно спокойно трудиться.
— Я знаю. У меня нет никаких проблем, — как можно увереннее сказала Алис.
— Хорошо. — Проницательный взгляд остановился на ее лице, затем переместился на бумаги, лежащие на столе.
— Вам кофе с молоком? — тихо спросила она, наливая кофе.
— Черный, пожалуйста. И кусочек фруктового торта. Нам, видимо, придется поработать здесь пару часов. Обед в восемь вечера устроит вас?
— Обед?
— Да. Надеюсь, вы собирались пообедать?
— Хорошо, восемь — это подходящее время.
— Здесь есть великолепный ресторан «Малибо». Там очень прилично кормят. Надеюсь, вы не возражаете поехать туда?
— Конечно нет. Все, что вам будет угодно.
Она протянула Гордону кофе и торт и, когда их руки встретились, чуть не уронила чашку, почувствовав, что перед ней мужчина с манерами аристократа.
Два часа работы пролетели незаметно. Наконец Эрнан взглянул на часы.
— О, уже почти восемь. Мне кажется, пора вознаградить вас за самоотверженный труд.
Алис заставила себя благодарно улыбнуться. Он был прав, вызвав ее. По телефону и телетайпу они бы столько не обговорили, как удалось в личной беседе.
Она упаковала свои наброски в большой черный портфель. Гордон тут же подхватил его.
— Ваш номер на каком этаже? Я помогу вам, а через четверть часа зайду. Идет?
Она шла по коридору, чувствуя спиной мужскую мощь, которая казалась ей опасной. Наверное, это было унизительно, но мозг и тело были готовы подчиниться этому человеку, хотя ей это совсем не нравилось.
Первые несколько месяцев после несчастного случая она пребывала в кошмаре, не в силах смириться со смертью отца, с потерей девичьих мечтаний о семье и детях. Первое время казалось, что весь мир концентрировался в одном этом слове — «дети». Любая телевизионная программа, журнал, где она видела лица малышей, напоминали ей о том, что у нее никогда не будет ни дочки, ни сына.
Дети стали для нее навязчивой идеей, сумасшествием, с которым невозможно было бороться. Она проводила часы перед зеркалом с подушкой у живота, представляя, будто беременна. Но затем шаг за шагом заставляла себя возвращаться к реальной жизни. На какое-то время она стала сиделкой для больной матери. Это был тяжелый период, но именно тогда ее чувства стали приходить в порядок. У нее не было времени предаваться своему горю, нужно было облегчить последние дни матери.
