А еще ей предстоит до крайности неприятное объяснение с матерью. Та наверняка примется рвать на себе волосы и обвинять дочь во всех смертных грехах.
Впрочем, в ситуации есть свои плюсы. Не придется шествовать к алтарю в сопровождении противной маленькой сопливки… И, конечно же, Гортензия не преминет пожаловаться на то, «как огорчена ее милая малютка».
Да уж, скандал разразится — мало не покажется! Лилиан недовольно нахмурилась: а надо ли ей во всем этом участвовать? Отчего бы не воспользоваться отпуском, который она «зарезервировала» на медовый месяц, и не уехать куда-нибудь, где она сможет спокойно собраться с мыслями и выработать стратегию дальнейших действий?
Отпуск со всей определенностью пойдет мне на пользу, решила Лилиан, пробуя рукой воду. А клиенты в большинстве своем наверняка согласятся подождать до ее возвращения. Она специалист высокого класса, недаром же у нее от заказчиков отбоя нет.
Да, дизайнер она превосходный, а вот в том, что касается личной жизни, полный профан…
Лилиан залезла в ванну, с наслаждением окунулась в душистую пену и закрыла глаза.
Да, я выставила себя полной дурочкой, подверглась смертельному риску, но испортить мне жизнь не позволю, внушала себе Лилиан. Любой человек имеет право на ошибку, и ее ошибка — это Гийом де Монфор. Серьезная, но вполне поправимая.
В коридоре послышался легкий шорох, и Лилиан поспешно обернулась.
Ее «серьезная ошибка» стояла в дверном проеме, плечом подпирая косяк. Гийом был одет, но без галстука; верхняя пуговица рубашки небрежно расстегнута.
— Доброе утро, — негромко поздоровался он. — Bon matin. — И шагнул к ванной, по дороге стягивая с себя пиджак. — А я думал, mon amour, ты проспишь до моего возвращения.
— Ты… вернулся? — глухо выдохнула молодая женщина. — Но куда ты ходил?
— Холодильник у тебя битком набит едой, вот только к завтраку там ничего не нашлось, так что я по-быстрому сбегал в супермаркет. — Гийом принялся демонстративно загибать пальцы. — Итак, у нас есть свежие булочки, апельсиновый сок, сыр, ветчина, йогурты. И все это мы с удовольствием съедим… — карие глаза его озорно блеснули. — Но позже.
И, к огромному изумлению Лилиан, Гийом закатал рукава, склонился над ванной и вынул мыло из ее разом онемевшей руки.
— Вставай-ка, моя красавица, — попросил он.
Не сводя глаз с его лица, Лилиан, молча, повиновалась. В груди у нее стеснилось — к растерянности примешивалось сладкое предвкушение.
Гийом принялся намыливать молодую женщину, начиная с плеч и постепенно продвигаясь ниже, ласковыми, массирующими движениями. Взгляд его был задумчив, и больше всего Гийом сейчас напоминал скульптора, доводящего свой последний шедевр до совершенства. Во всяком случае, так казалось Лилиан.
