Да пропади все пропадом, не станет она сидеть в четырех стенах в пятницу вечером, глядя в телевизор, когда в кои-то веки судьба подбрасывает ей соблазнительную альтернативу!
Лилиан задержалась на мгновение у зеркала, разглядывая свое отражение, вдруг показавшееся ей чужим и незнакомым, и прикидывая все за и против. Чем она рискует и что получает взамен?
Нельзя отрицать очевидное: Гийом де Монфор не просто очень и очень привлекательный мужчина. Он воплощение стихийной, всепобеждающей мужественности. При одной этой мысли Лилиан затрепетала от восторга и страха. С той самой роковой для нее встречи ее неодолимо влекло к загадочному французу — вот так морской прилив покорно повинуется луне.
Единственной гарантией ее безопасности на сегодня служило лишь честное слово Гийома. Не он ли клялся, что речь идет об ужине, и ни о чем ином? Но вправе ли она доверять клятвам практически незнакомого человека? Тем более что инстинкт подсказывал: Гийом де Монфор играет по собственным правилам.
Лилиан поднесла ладонь к губам, вспоминая тот первый, неожиданный поцелуй. Должно быть, она сошла с ума… Может, лучше повесить платье обратно в шкаф и провести безупречный, с точки зрения нравственности, вечер за телевизором и пиццей? Что может быть благоразумнее?
Но в сердце своем Лилиан уже знала: сегодня благоразумие и благопристойность не для нее.
Я пойду с ним на ужин, заявила она себе. Я буду смеяться, флиртовать, шутить, наслаждаться жизнью. Я вот уже много месяцев не делала ничего подобного. Один-единственный вечер — разве это так много? Да, Гийом любит опасную игру… Ну, так и я охотно в ней поучаствую! А когда ужин закончится, я вежливо поблагодарю месье де Монфора — и уйду.
Я справлюсь. Я выстою. Потому что, даже если Гийом нарушит слово, у меня есть свои средства защиты. Назовем их разочарованием и несостоятельностью… Что ж, тем эффективнее они подействуют. Даже записной донжуан вроде Гийома де Монфора не сможет преодолеть этих заслонов. И все, точка.
Лилиан приняла душ, вымыла голову и высушила волосы без помощи фена. Иссиня-черные шелковистые пряди, распушившись, обрамляли лицо невесомым ореолом и блестящей волной падали на плечи. Затем она нанесла легкий макияж: наложила чуть-чуть теней на веки, подкрасила ресницы и оттенила губы перламутровой розовой помадой. И — последняя деталь — обулась в изящные кожаные босоножки на высоком каблуке.
Молодая женщина взглянула на себя в зеркало — и ахнула. Из мерцающей глубины на нее смотрела незнакомка — незнакомка с молочно-белой кожей, матовое совершенство которой подчеркивалось кремовым оттенком платья и сияющими, точно сапфиры, глазами.
