— Тамара? — В голосе Рейна звучала озабоченность. Он положил руку ей на плечо. — Мы не можем помочь.
Рейн видел горе в глазах Тамары, бледность ее лица и чувствовал, как она напряжена.
— Если удастся их похоронить, чтобы защитить от хищников, мне будет легче. — Тамара говорила тихо, отвернувшись от оленихи. Она не предложила Рейну свою помощь. Он понял, что Тамара смирилась с ситуацией, но ее отстраненность встревожила его.
— Пойдем в хижину, — предложил он, обнимая пленницу, — послушаем пленку. Потом я вернусь и похороню их.
Тамара потерлась щекой о грудь Рейна и обвила его шею руками.
— Не могу видеть, когда ты расстраиваешься, — признался он. — Твоя способность сопереживать делает тебя уязвимой.
— Я стараюсь воспитать в себе твердость, — Тамара говорила отрывисто. — Но иногда самые незначительные вещи разрывают мне сердце.
Прежде Тамара никого не удостаивала столь сокровенного признания, и от этого вновь почувствовала себя уязвимой. Стараясь утешить ее, Рейн нежно коснулся дрожащих губ. Она крепче сжала свои руки вокруг его талии в знак благодарности за понимание и поддержку.
Рейн повторил предложение вернуться в хижину, и Тамара молча последовала за ним, ни разу не оглянувшись на мертвую олениху. Женщина напомнила себе, что важнее смотреть вперед, а не назад. То, что остается позади, имеет способность преследовать тебя в будущем, если ты не воспротивишься этому.
Остаток дня прошел спокойно. Тамара была более сдержанной, чем обычно, и Рейн не пытался растормошить ее, понимая, как она страдает от обуревающих ее противоречивых чувств. Тамару все еще тревожили картины прошлого, возможно, волновало и будущее. Рейну хотелось, чтобы она поделилась с ним мыслями, но его удел — ждать.
Поведение Тамары не было преднамеренным. Увиденное на тропинке в лесу всколыхнуло память о прошлом. Казалось, сама судьба напоминала ей о трудных уроках, которые помогли познать жизнь.
Тамара рано легла спать. Беспокойные мысли ночью превратились в тревожные сны. Она отчетливо видела мать с большим животом. Боль, страдания, много крови. Она слышала стоны роженицы, чувствовала жар ее лихорадки и соленый вкус собственных слез.
Тело Тамары покрылось испариной, когда она оказалась во власти сновидений. Она как бы заново прожила последние мучительные дни в родительском доме: еще один мертворожденный ребенок, выражение полной покорности судьбе на лице матери и рядом они, дочери, умоляющие не оставлять их. Но ее волю к жизни унесла смерть мужа — единственного человека, которого она любила. И эта страстная любовь в конечном счете стоила матери жизни. После ее кончины Тамара погрузилась в черную дыру. Ей грозило безумие.
