Он торопливо зашагал со двора, а вслед ему неслись слова рабочих: «Спасибо, сэр!» и «Бог да благословит вас». Он прошел через Оружейный квартал, мимо мастерских и пивных к своему дому в пригороде Эксбастон. Тут жили богатые и влиятельные граждане Бирмингема. Воздух был свеж. Заводской дым сделался лишь темной полоской у горизонта, а «Бирмингемский грохот» — не более, чем отдаленным эхом. Птицы щебетали на деревьях, обрамлявших широкие солнечные улицы. Большие газоны окружали красивые особняки. Резиденция Локков представляла собой изящную каменную постройку в итальянском стиле. Когда Локк вошел, его встретила жена.
— Ты рано вернулся, — сказала она. — Что-нибудь случилось?
— Вовсе нет.
Локк смотрел на нее, такую белокурую и розовую. И невинную. Вина и отчаяние оскверняли его любовь к ней. То, что он ее предал, было столь же сокрушительным, как предательство отца и родины. Он сказал:
— Просто у меня есть одно дело.
В вестибюль наперегонки вбежали его два юных сына, вопя и смеясь. Едва увидев Локка, они остановились, сразу притихли и уставились на него широко открытыми глазами. Локк поднялся по лестнице, утешая себя мыслью, что наследство его сыновей и образ жизни останутся целы, и они никогда не узнают самое худшее о нем. Он вошел в свой кабинет и запер дверь.
В шкафчиках вдоль стен хранилось огнестрельное оружие, производимое Ружейным заводом Локка. Он вынул пистолет. Грешник в нем заставил его дрожащие руки насыпать порох и вложить пулю; он приветствовал кару, жаждал освобождения от страданий. Однако остатки Джозефа Локка, столпа общества и церкви, сопротивлялись усугублению его прошлых грехов. У него перехватывало дыхание, в горле поднялась тошнота, когда он взвел курок. Он скорбел о муках и позоре, ожидающих его семью.
Понимал ли он истинную натуру злодея, ответственного за все его страдания? Быть может, он подумал о НЕЙ, и страшный жар томления вновь обжег его. Он сидел, сжимая пистолет, разрываясь между противоборствующими побуждениями, пока его грешное, истерзанное виной «я» не убедило его, что нет иного спасения от ада, в который он превратил свою жизнь, и что впереди ждет неминуемая катастрофа, если он отступит. Подчинившись соблазну и трусости, он посодействовал силам, достаточно мощным, чтобы разгромить все королевство, и это стало единственным способом воспрепятствовать им.
— Да помилует Господь мою душу, — прошептал он, прижимая пистолет к виску. И нажал на спусковой крючок.
