Свой среди чужих. В омуте истины | страница 15



—  Любовь зла, полюбишь и козла! — не удержался я.

—  Мне сдается, что вы ухватились за ниточку. Теперь надо ее не выпустить из рук, и надеюсь, она приведет до чего-то весьма любопытного. Поможете мне, а?

—   По мере сил! Вы ведь знаете, Георгий Сергеевич, что я работаю. Прихожу рано утром, перерыв на обед, и до вечера! После восьми вечера я к вашим услугам! Конечно, интересно, чем дело кончится, как распутать ниточку! Кстати, о ключах: Марии Дмитриевне придется заказывать новые или менять за­мок. Это учитывает, конечно, и ротмистр, и я полагаю, что он должен торопиться, — высказал я свое мнение.

Обо всем рассказали Байдалакову и Георгиевскому. Пепескул решили в операцию не включать, поскольку наблюдательный Комаровский может по ее поведению догадаться... и не были уверены до конца, что ключи взяты им.

— Я постараюсь узнать о планах Пепескул в ближайшие дни. Если вопрос идет о выемке, то нужно, чтобы отсутствовала и ее тетушка, — заметил «Маг».

В субботу Околович доложил Губареву[18], что ротмистр Ко­маровский пригласил в театр Марию Пепескул и ее тетушку. У начальника русского отдела полиции, видимо, были основания не доверять Комаровскому.

После ухода Пепескул у ее квартиры устроили засаду. Около 10 часов три человека отперли дверь и вошли внутрь. А спустя несколько минут четверо здоровенных жандармов ворвались, сбили дубинками преступников с ног, надели наручники и по­везли в знаменитую белградскую тюрьму Главнячу.

Участники неудавшейся выемки — доктор Линицкий и его два товарища, понимая, что могут стать калеками, во всем признались, назвав инициатором операции Комаровского. На­чальник белградской полиции Драгомир Иованович направил наряд жандармов в театр.

Ротмистр Комаровский был арестован, судим и выслан из Югославии.

Губарев, перед его высылкой, вызвал Околовича и, назвав точную дату, когда «красный ротмистр» будет в отдельном купе подъезжать к границе, намекнул, что никто не усомнится в его самоубийстве...

Доктора Линицкого суд приговорил к двум годам тюрьмы, а его пособников — к шести месяцам.

Мария Пепескул, обиженная тем, что ее не ввели в курс готовящейся операции, заявила, что Комаровский ни в чем не виноват, и принялась чисто по-женски обвинять Георгиевского во всех смертных грехах: в масонстве, в разбазаривании средств, в нежелании сотрудничать с РОВСом и так далее...

Знала она много, поскольку являлась членом Исполнитель­ного бюро НТСНП. Писать она умела, и непосвященному чело­веку ее письма казались убедительными. В Белград из разных стран посыпались вопросы...