Свой среди чужих. В омуте истины | страница 15
— Любовь зла, полюбишь и козла! — не удержался я.
— Мне сдается, что вы ухватились за ниточку. Теперь надо ее не выпустить из рук, и надеюсь, она приведет до чего-то весьма любопытного. Поможете мне, а?
— По мере сил! Вы ведь знаете, Георгий Сергеевич, что я работаю. Прихожу рано утром, перерыв на обед, и до вечера! После восьми вечера я к вашим услугам! Конечно, интересно, чем дело кончится, как распутать ниточку! Кстати, о ключах: Марии Дмитриевне придется заказывать новые или менять замок. Это учитывает, конечно, и ротмистр, и я полагаю, что он должен торопиться, — высказал я свое мнение.
Обо всем рассказали Байдалакову и Георгиевскому. Пепескул решили в операцию не включать, поскольку наблюдательный Комаровский может по ее поведению догадаться... и не были уверены до конца, что ключи взяты им.
— Я постараюсь узнать о планах Пепескул в ближайшие дни. Если вопрос идет о выемке, то нужно, чтобы отсутствовала и ее тетушка, — заметил «Маг».
В субботу Околович доложил Губареву[18], что ротмистр Комаровский пригласил в театр Марию Пепескул и ее тетушку. У начальника русского отдела полиции, видимо, были основания не доверять Комаровскому.
После ухода Пепескул у ее квартиры устроили засаду. Около 10 часов три человека отперли дверь и вошли внутрь. А спустя несколько минут четверо здоровенных жандармов ворвались, сбили дубинками преступников с ног, надели наручники и повезли в знаменитую белградскую тюрьму Главнячу.
Участники неудавшейся выемки — доктор Линицкий и его два товарища, понимая, что могут стать калеками, во всем признались, назвав инициатором операции Комаровского. Начальник белградской полиции Драгомир Иованович направил наряд жандармов в театр.
Ротмистр Комаровский был арестован, судим и выслан из Югославии.
Губарев, перед его высылкой, вызвал Околовича и, назвав точную дату, когда «красный ротмистр» будет в отдельном купе подъезжать к границе, намекнул, что никто не усомнится в его самоубийстве...
Доктора Линицкого суд приговорил к двум годам тюрьмы, а его пособников — к шести месяцам.
Мария Пепескул, обиженная тем, что ее не ввели в курс готовящейся операции, заявила, что Комаровский ни в чем не виноват, и принялась чисто по-женски обвинять Георгиевского во всех смертных грехах: в масонстве, в разбазаривании средств, в нежелании сотрудничать с РОВСом и так далее...
Знала она много, поскольку являлась членом Исполнительного бюро НТСНП. Писать она умела, и непосвященному человеку ее письма казались убедительными. В Белград из разных стран посыпались вопросы...