Ректор, уставший от потока посетителей, поднял кверху склоненное над бумагами моложавое еще лицо.
— Скажите. Дмитро Орестович,— спросил он усталым голосом,— кто вам дал право самолично отменять прием Инанны Ставничей?
Каблак переменился в лице, но, овладевая собой, переспросил:
— Кого-кого?
— Вы принесли дело о приеме Ставничей? Дайте мне его.— Ректор полистал тоненькую папку.— Вот этой девушки! Посмотрите фотографию! — И ректор протянул ему через стол снимок, приложенный к заявлению.
Каблак долго всматривался в фото, выгадывая время, вертел его в руках, а потом, пожимая плечами, заявил:
— Первый раз вижу! — и тут же сообразил, что совершил непоправимую ошибку: ведь первая же очная ставка с этой поповной уличит его во лжи, спутает все его козыри! Надо было не переспрашивать «кого-кого?», не отпираться при виде фото, а рубануть прямо: дочь униатского священника, социально чуждый элемент, не для таких, мол, паразиток Советская власть университет открыла! И попробуй докажи тогда, что Дмитро не прав. Наоборот, как бы сразу взлетели его шансы. Ведь они так любят сверхбдительных людей!
Ректор передал фото капитану и сказал:
— Странная история!
— Простите. Иван Иванович,— вмешался Журженко,— разрешите вопрос.— И. не дожидаясь согласия ректора, с ходу спросил: — Ваша фамилия Каблак? Не так ли? Дмитро Каблак?
— Ну, допустим. Каблак... А что? — протянул секретарь приемной комиссии.
Журженко оглядел приметные гольфы Каблака, его ноги в узорчатых чулках, его напомаженную голову с хитрыми, пронырливыми глазами и остро спросил:
— Зачем вы нас обманываете? Какая польза вам от этого? Ведь вы отнюдь не в первый раз видите эту девушку!
Деланно улыбаясь, Каблак развел руками и сказал:
— Нет, я вижу ее в п е р в ы е... А собственно говоря. какое право вы...
— Но ведь это вы, именно в ы отсоветовали И ванне Ставничей идти к ректору. Вы запугивали се ссылкой в Сибирь и белыми медведями. Знаете, как это называется?
Каблак оскорбление пожал плечами.
— Пане... то есть... товарищу ректор... Это чистый наговор. Это нарушение нашей конституции...
Журженко возмутился еще сильнее. Юля Цимбалистая в самых мельчайших подробностях рассказала ему услышанную ею от Иванны историю отказа в приеме ее в университет.
— Наговор? — воскликнул капитан.— Скажите... вы... А принятый вами в университет Зенон Верхола, сын владельца маслобойки из Нижних Перетоков, тоже наговор?
Каблак побледнел. Он пытался оправдаться, но у него перехватило дыхание, и он только молча размахивал своей волосатой рукой. Ректор кивком головы остановил взволнованного капитана и спокойно решил:
